– Да, конечно. – Иннокентий снова схватился за свою ношу. – Если не возражаете, оттащу эту штуку наверх, заодно сообщу о вашем приходе товарищу Шабалину. Можете, в принципе, сами подняться, а можете здесь подождать – он спустится…
Капитан с оценивающим видом разглядывал картину, которой прикрыли пустоту после кражи Поленова. Полотно было меньше предыдущего – на стене осталась выцветшая кайма. Картина изображала бравый пионерский отряд, взбирающийся на гору. Сюжет предельно реалистичный, пафосный, строго выдержанный в духе времени. Но писал его не бездарь. Счастливые загорелые лица ребятишек, бусинки пота на лбах, красные галстуки, барабаны, шортики, белые рубашки. Рослый горнист во главе колонны дудел в свой горн. Ослепительно сияло солнце над выгоревшей местностью. В картине присутствовала экспрессия, группа юных ленинцев отнюдь не выглядела статично, да и с буйством красок в полотне все было нормально. Но что-то подсказывало, что подобные «шедевры» вряд ли заинтересуют музейных воров.
За спиной деликатно кашлянули. Он обернулся. Подошел Шабалин в жилетке и водолазке, протянул руку. За прошедшие два дня он еще сильнее осунулся, под глазами набухли мешки, от которых по щекам расползалась болезненная синь. Но директор был опрятно одет и гладко выбрит.
– Доброе утро, Алексей Макарович… Рад вас видеть в нашем музее. Увы, это не Поленов. Но мы не можем оставлять пустые места – с ними экспозиция выглядит сиротливо, да и люди задают вопросы… Картину написал некий Романчук Иван Ильич, член Смоленского отделения Союза художников. Произведение было передано нам в дар в позапрошлом месяце. До сего дня она не вписывалась в окружающее пространство, и мы хранили ее в подвале…
– А теперь вписалась, – усмехнулся Алексей. – Тоже ничего, Григорий Иванович. Мне почти нравится.
– Почти? – засмеялся директор. – Я восхищаюсь русским языком. Увы, это не совсем то, на что ориентируется наше заведение…
– Зато идеологически верно и безупречно, – перебил Алексей. – Радует, как уверенно ребятишки смотрят вдаль. Вы не вспомнили ничего, что могло бы помочь следствию?
– Нет, я уже говорил вчера вашему товарищу… А вам удалось что-то выяснить? Да, я звонил вам несколько раз…
– Вы имеете в виду подвижки в расследовании убийства Лукьянова или украденную картину?
– Для меня и то и другое – невосполнимая утрата, – печально улыбнулся Шабалин. – Картину по крайней мере можно вернуть, а вот человека… Давайте начистоту, Алексей Макарович, есть хоть один шанс, что украденная вещь вернется в музей?
– Разумеется, Григорий Иванович. Учитывая, что оба злодеяния совершил один человек… или группа лиц – это вполне реально.
– Не разделяю вашего оптимизма, товарищ офицер. Преступников вы можете найти, а вот когда дело касается украденных шедевров живописи… Увы, это общемировая беда. Пропажи находятся редко, иногда это длится годами… Да что там далеко ходить. В 1911 году из Лувра похитили знаменитую «Джоконду». Два года преступника искали лучшие парижские сыщики. А похититель сам вернул картину. Им оказался молодой сезонный рабочий итальянского происхождения. Простой стекольщик – спокойно подошел, снял картину, свернул в трубочку и вышел на лестницу… Где она хранилась эти годы, что с ней происходило – неизвестно. Многие эксперты до сих пор подозревают, что в Лувре хранится не подлинник, а ловко сляпанная подделка…
– Интересный факт, буду знать. Но при всем уважении к вам и живописцу, похищена не «Джоконда»…
– Да, я знаю… Вчера мы разбирали вещи Лукьянова – те, что он хранил в столе на работе. Шарф, перчатки, посуда, портсигар с фронта… Маша нашла тетрадку, куда он что-то записывал. Вы не поверите, этот человек ночами писал стихи. Представляете? Трогательные, наивные, с хромающим ритмом и сомнительной рифмой, но все же… Про войну, которую мы пережили, про то, как восстанавливаются заводы и фабрики, про женщину в платочке за калиткой… Мы никогда не могли такое подумать, а вот ведь как оно… В тетрадке были только стихи, больше ничего, вряд ли вы почерпнете из них что-то ценное. Мы вчера отдали ее вашему человеку…
Он пообщался для приличия еще несколько минут, извинился, сославшись на занятость, попросил не провожать. Шабалин грузно уходил по лестнице, Алексей вернулся в прихожую, пропустив посетительницу, – женщину в старомодной шляпке.
– Уже уходите? – подняла голову Маша.
– Уже ухожу, – сокрушенно вздохнул Алексей и посмотрел по сторонам. Вадима Циммермана рядом не было. – Можно вопрос, Маша? – Капитан понизил голос, склонился к ней. – Давайте как-нибудь прогуляемся? Ну, если есть желание…
– Ой… – Она испугалась, посмотрела по сторонам, облизнула губы. – Вы что это такое предлагаете? Я даже не знаю… А куда мы с вами пойдем?
– Куда хотите, Маша. Можем сходить в кино, пройтись по набережной…
– У нас нет набережной.
– Да, у нас нет набережной, – он засмеялся. – Вы подловили меня. И кино не показывают, ввиду временного отсутствия клуба. Нет ни салюта с мороженым, ни колеса обозрения, ни каруселей с лошадками… Но это не значит, что мы в тупике. Мы можем просто погулять по центральной части города, зайти в парк…
– Ой, даже не знаю… – В ней бились противоречия: желание, страх, нерешительность. – Я в любом случае смогу только вечером…
– Давайте вечером.
– Но это опасно. Разве можно ходить по городу в темное время? Повсюду бандиты, грабители…
– Вы преувеличиваете, Маша. Перечисленные вами категории граждан рыщут не повсюду. И вы же не с Вадимом будете гулять… – Он иронично покосился на закрытую дверь.
– Да, это верно, – она улыбнулась.
– Я покажу вам дом, в котором прожил всю свою бессознательную и часть сознательной жизни.
– Нет, спасибо, этого не надо, – она засмеялась. – Знаете, меня совершенно не волнует, что подумает Вадим, – он все равно ни рыба ни мясо. А вот Григорий Иванович… Уверена, он отзовется категорическим отказом, просто не пустит…
– Он вам не отец. И понимает, что не сможет держать вас всю жизнь в скорлупе.
– Но пока он этого не понимает. Когда я ездила в Смоленск, он весь изнервничался – мне Кеша рассказывал… Хорошо, давайте, – девушка выдохнула. – Но сегодня я не могу, давайте завтра в парке. Около девяти вечера… Господи, я и завтра не могу, по плану инвентаризация, это допоздна… Только послезавтра…
– Я зайду за вами.
– Не надо, пожалуйста, Григорий Иванович увидит… Рядом с парком живет моя подруга Люся Горшкова, я посижу у нее, а потом выйду. Он отпустит меня к подруге… Вы же проводите меня до дома?
– Даже не сомневайтесь. Буду у старого кафе, оно закрыто, это в северной части. Не волнуйтесь, никому не скажу, пусть это будет нашей тайной… Большое спасибо, Мария, за продуктивную беседу, – он повысил голос, наблюдая, как из комнаты выходит, протирая очки, Вадим. – Больше я вас не побеспокою, всего доброго.
И ухмыляясь в кулак, направился к выходу.
