По правде говоря, ему тоже это не нравилось. Но они мало что могли сделать – так был построен дом, и хотя Джулиан намеревался принять все меры предосторожности, ничего не сказал об этом Клэр, не желая пугать ее еще больше.
Эта скрытность, эта готовность – нет, это желание – держать жену в неведении было совершенно на него не похоже. Он еще никогда в жизни не вел себя подобным образом, и это направление мыслей казалось чуждым его натуре, не свойственным ей.
Тупая пульсация в его виске вдруг переросла в полноценную головную боль. Джулиан прищурился, вначале попытавшись проигнорировать это, затем сказал Клэр, что если не выпьет таблетку, голова окончательно разлетится на куски. Клэр кивнула. Она и сама кривилась от боли, поэтому достала бутылочку тайленола
[12] с полки для специй.
Они приготовили обед вместе, как им случалось делать и прежде, собирая сэндвичи с индейкой по принципу конвейера, после чего позвали Меган спуститься и поесть. Она была полна энтузиазма по поводу своей новой комнаты и весь обед радостно болтала, сказав, в частности, что поставит у окна комнатное растение, чтобы сделать спальню более «зеленой».
Обед получился неплохой, и головная боль и у Джулиана, и у Клэр несколько поутихла. Едва они закончили есть, Клэр начала открывать окна во всем доме, чтобы впустить внутрь свежий воздух.
– Тут душно, – сказала она. – Тебе не кажется? – Она открыла и заднюю дверь, после чего Джулиан сразу же вышел во внутренний дворик, чтобы убедиться, что рядом нет Джона Линча.
Он заметил, что все новые растения, которые Клэр купила и посадила на днях, погибли.
Джулиану нужно было зайти в хозяйственный магазин, чтобы купить замок для калитки, открывающейся в проулок. Ему следовало бы сделать это сразу же после того, как они переехали в этот дом, но тогда это не казалось таким уж важным. Теперь же любые меры, которые он мог принять, чтобы затруднить доступ в их двор, приобрели жизненное значение.
Джулиану пришло в голову, что неплохо было бы предупредить о Джоне Линче всех соседей. Если другие обитатели улицы увидят Линча раньше, то смогут сообщить ему, и, возможно, так удастся избежать нового инцидента. Единственным соседом, к которому он мог обратиться с этим вопросом, не испытывая внутреннего напряжения, был Коул Хаббард, и Джулиан, пройдя по боковой части двора мимо окна столовой, через которое за ним следил псих с ножом, вышел на тротуар.
Машина Хаббарда стояла на подъездной дороге, что означало, что сам он сейчас дома, и Джулиан, пройдя мимо участка Рибьеро, зашел во двор Коула, поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Он слышал, как в доме звенит звонок, и ему показалось, что он уловил какое-то движение, но, хотя прождал более минуты, к двери так никто и не подошел.
Джулиан позвонил еще раз и снова стал ждать. Потом постучал и опять подождал. Но дверь так и не открыли.
Это было странно.
Он знал, что Коул внутри, и позвонил опять, потом снова постучал и наконец крикнул:
– Эй, Коул! Открой дверь! Это Джулиан!
– Уходи!
Голос соседа звучал тонко и испуганно, его почти невозможно было узнать, и этот тон потряс Джулиана не меньше, чем сами слова.
– Коул? С тобой все в порядке?
– Я же сказал – уходи! – Теперь в голосе соседа звучали нотки гнева, смешанного со страхом.
Джулиан сделал шаг назад; он был в недоумении. Ему казалось, что у них с Коулом хороший контакт и они скоро станут друзьями. Что же, черт возьми, произошло?
Это было совершенно на него не похоже. Может быть, это из-за того, что случилось на той вечеринке? Нет, Коул не мог так распсиховаться из-за привидения, чтобы оборвать все контакты. Ведь он остался после того, как все остальные гости сбежали, и даже дал им здравый, нисколько не отдававший паникой совет.
Может, у соседа проблемы в личной жизни, хотя Джулиан так не думал. Если бы дело было действительно в этом, Коул вел бы себя хотя и сухо, но вежливо и, возможно, недолго бы поговорил с ним, а потом тактично распрощался. Он бы не повел себя так враждебно.
Или испуганно.
Джулиан и сам начинал пугаться и вопреки голосу разума постучал еще раз.
– В чем дело? Я не уйду, пока ты мне не объяснишь!
Последовала короткая пауза, затем дверь чуть-чуть приоткрылась. Джулиан увидел, что волосы Коула нечесаны и немыты, а на лице – двухдневная щетина.
– Уходи. Сейчас же.
– Но почему? Я не понимаю. В чем дело?
– В чем дело? – Дверь открылась чуть шире. Коул действительно был в ярости – Джулиан видел это ясно. Но затем гневное выражение сошло с его лица. Впечатление было такое, будто Коул злился на него, виня в чем-то, но, увидев, понял, что на самом деле Джулиан не виноват.
– Иди домой, – устало сказал он.
– Коул…
– Твой дом зовет меня. И я не знаю, как долго еще смогу ему противостоять.
Твой дом зовет меня? Что он вообще хотел этим сказать? Но, прежде чем Джулиан успел спросить об этом, Коул опять закрыл дверь и больше не открывал. Джулиан кричал соседу, стучал в дверь, звонил в дверной звонок, надеясь все-таки заставить его ответить, но Коул упорно продолжал молчать.
Полный растерянности и чувства собственного бессилия, Джулиан медленно пошел обратно, глядя на дома по обе стороны улицы и гадая, о чем сейчас думают и что делают его соседи.
На следующий день Коул уехал.
А через день на лужайке перед его домом была установлена табличка: «Продается».
Глава 21
Как бы то ни было, решила Клэр, она может отвлечься, погрузившись с головой в работу.
А ее работа над делом Кортинеса оказалась куда более захватывающей, чем она предполагала вначале. И дело было не только в самих правовых аспектах этого дела, которые и сами по себе побуждали к действию, но и в фактах, составляющих основу альтернативной истории здешних мест, которую преподавал своим ученикам Кортинес. Клэр ничего не слышала об этих фактах прежде, они были ей совершенно не знакомы, и она была согласна, что такие вещи должны преподаваться как ученикам школ Джардайна, так и всего Нью-Мексико.
Дома все было запутанно, сложно, странно и страшно, но, ища прибежища от всего этого в своей работе, в замысловатой логике права, Клэр обретала спокойствие и покой, что помогало ей справляться с безумием своей домашней жизни. Тихий внутренний голос шептал ей, что она не должна бежать от реальности, что первостепенный ее долг – это долг перед семьей, а не перед клиентами, но этот голос заглушало то, что казалось ей разумной целесообразностью – это напоминало позицию, занятую в этом деле Джулианом. Она не была уверена, что именно заставило ее занять схожую позицию, но даже дома что-то смягчало ее страх, хотя Клэр и понимала, что если начнет размышлять об этой аномалии, то, вероятно, он усугубится еще больше.
