Может быть – она хотела на это надеяться, – все еще наладится, и дедушка вернется самостоятельно, целый и невредимый.
Но Меган в этом сомневалась.
Они уже коснулись этого вопроса, и мама явно не собиралась к нему возвращаться. К тому же начались очередные серии сериала «Хор», и Меган хотела их посмотреть. Ее мозг устал от тревог, и сейчас она мечтала просто расслабиться и насладиться легким бездумным развлечением. Серии продлились два часа, и на это время Меган забыла обо всем, с удовольствием смотря даже рекламные ролики. После окончания «Хора» она опять пролистала каналы, прежде чем остановиться на повторе сериала «Офис», который нравился им обеим.
В десять часов вошел санитар, чтобы проводить ее маму из палаты. Пообещав вернуться рано-рано утром, она поцеловала Меган в обе щеки, а потом в лоб, «чтобы хранить мою доченьку во время сна», как делала всегда, когда та была маленькой, после чего они послали друг другу воздушный поцелуй, и мама, пятясь, вышла за дверь.
Чувствуя себя одиноко и немного грустно, Меган шмыгнула носом и вытерла слезы, навернувшиеся на глаза. Но тут почти сразу пришла медсестра, чтобы еще раз проверить показания мониторов, и, воспользовавшись судном, Меган вдруг ощутила крайнюю усталость. Она больше ничего не хотела смотреть, но все равно оставила телевизор включенным, убрав звук, пока не остался только белый шум.
Закрыла глаза и, убаюканная этим шумом, заснула.
Меган проснулась посреди ночи, обнаружив, что занавеска задернута не только слева от ее койки, но и справа, чтобы не давать ей видеть и слышать то, что происходит в коридоре, и чтобы она могла спокойно спать. Высоко на стене по-прежнему работал телевизор, но по нему не шел ни фильм, ни какая-либо передача, ни сериал. Вместо этого Меган видела перед собой белый экран, по которому слева направо двигались черные буквы.
Это было похоже на экран ее мобильного телефона.
Меган прищурилась, чтобы прочитать сообщение заспанными глазами, затем быстро потянулась к пульту. Нажала красную кнопку «Выключить» и жала ее опять и опять, но телевизор не желал выключаться.
Я же говорил тебе, Меган, повторялось снова и снова, я убью вас обоих.
Отчаявшись, она нажала на кнопку вызова медсестры.
Но, похоже, эта кнопка не работала тоже, потому что никто так и не пришел. Меган хотела встать с койки, выйти в коридор и найти кого-нибудь, кто мог бы ей помочь, но была подсоединена к мониторам, и через пластиковую трубку в вену на ее запястье по каплям вливалось лекарство.
По другую сторону занавески звук храпа прекратился.
А что, если этот старик умер?
Надо успокоиться. Слова на экране телевизора были всего лишь словами. Они не могли причинить ей вреда. Да, они могли напугать ее, но не больше. Меган заглянула в себя. Разве ей хочется порезать себя или как-то иначе нанести себе физический ущерб? Разве в ее голове бродят какие-либо подозрительные или необычные мысли? Нет.
Меган подняла глаза и снова взглянула на экран. Слова исчезли. По телевизору показывали рекламный ролик, демонстрирующий достоинства какого-то чистящего средства.
Возможно, все это было просто игрой ее воображения.
Она закрыла глаза и откинулась на подушку. Сама мысль о том, что эти слова, возможно, существовали только в ее голове, позволила ей забыть о них и заснуть опять. Почти моментально.
Ей приснился мужчина в желтой бейсболке, надетой задом наперед. Он находился в какой-то примитивной лачуге, в деревянной хижине без мебели и без окон, и жарил ее дедушку над огнем, горящим в углублении в центре пола, готовясь сожрать. Дедушка истошно кричал, его волосы и одежда уже сгорели, и с его все больше краснеющей кожи стекали пот и кровь и, шипя, лились в огонь. Он был привязан к чему-то вроде вертела, и время от времени мужчина в желтой бейсболке переворачивал его и тыкал вилкой, проверяя, достаточно ли он поджарен.
Когда Меган проснулась, занавески по обеим сторонам ее койки были отдернуты, храпящий старик исчез, а в окно струился солнечный свет. Она вызвала медсестру, воспользовалась судном, заказала завтрак, выдержала осмотр врача и услышала, что ее дела идут хорошо.
Кресла, стоящие рядом с ее койкой, были пусты и оставались пустыми еще долго. Меган то и дело переводила взгляд от них на дверь и обратно. Прошло десять минут. Пятнадцать. Двадцать. Полчаса. Сорок пять минут.
Принесли завтрак – хлопья с молоком, тосты, апельсиновый сок, – и она начала есть. Меган была встревожена, но притворялась перед самой собой, что это не так.
Наконец, сразу после того, как унесли ее поднос, пришла мама.
Она была одна.
И плакала.
Глава 33
В доме его бабушки и дедушки стало одиноко. Дедушка пропал без вести, Меган была в больнице, а мама сидела с ней. За ужином их было только трое: он сам, папа и бабушка. Папа купил пиццу, пытаясь хоть как-то поднять ему настроение, и позволил посмотреть по телевизору «Симпсонов» вместо выпуска новостей, но, по правде сказать, все это ничего не дало, а только расстроило его еще больше, заставило еще острее осознать, что все идет наперекосяк.
Джеймс так по-настоящему и не понял, что именно произошло с Меган. Он видел ее в ванной до того, как родители отвезли ее в больницу, и, судя по всему, она стащила с кухни острый столовый нож и сама резала им свои ноги. Может быть, сестра пыталась убить себя? Что бы произошло, если бы ее не застукала мама?
Это дом заставил Меган сотворить с собой такое?
Именно это Джеймс и хотел узнать, но, когда ездил к сестре в больницу, она все еще была без сознания, так что он не смог ничего у нее спросить. Он помнил, каково было ему самому, когда дом принуждал его копать, когда он был одержим ямами на заднем дворе, и чувствовал, что должен сказать Меган, что понимает ее, что знает, что с ней творится.
Джеймсу совсем не нравилось, что она резала себя даже здесь, в доме бабушки и дедушки. По его мнению, это могло иметь только два объяснения, и ни одно из них не сулило ничего хорошего. Либо то, что обитало в их доме, имело такую силу, что могло дотянуться до них и здесь и заставить делать все, что ему хотелось. Либо они сами уже были заражены и носили в себе частицы этой твари, нечто такое, что могло проявиться в любое время.
Оба эти возможные объяснения внушали ему ужас.
И во время ужина, и после Джеймс продолжал анализировать каждую свою мысль, каждое действие, а также все слова и действия папы и бабушки, пытаясь понять, нет ли в них каких-либо признаков того, что они находятся под каким-то чуждым влиянием или чем-то заражены. Никаких признаков ни того ни другого он не уловил, но это не уняло его тревоги. Ведь это могло случиться в любую минуту, и по мере того, как время шло, но ничего странного или пугающего не происходило, беспокойство Джеймса все нарастало. Прошли уже почти сутки с тех пор, как мама нашла в ванной истекающую кровью Меган, и он не находил себе места, ожидая, что нечто в этом же духе случится опять.
