Одни проглатывают обиду, другие – обидчика.
Сергей Крытый
Развод
Развод как ампутация: ты остаешься в живых, но тебя стало меньше.
Маргарет Атвуд
Марина поступила в кризисный стационар из Центра отравлений Института им. Склифосовского. Ей 32 года, она разводится с мужем. Сожалеет о совершенной попытке самоубийства, объясняет ее аффективным напряжением, возникшим на фоне сильнейших переживаний гнева и отчаяния. Фиксирована на супружеском конфликте, удовлетворена, что мужа, по ее мнению, накажут за доведение ее до самоубийства. Вспоминает свои прошлые обиды на него, старается выставить мужа в непривлекательном свете, хотя признает, что продолжает испытывать к нему чувство привязанности.
Марина жалуется на онемение в правой половине головы, лица, правой руке, плохие сон и аппетит, повышенную утомляемость, общее недомогание. Постоянно испытывает внутреннее напряжение, тревогу, подавленность; раздражительна, часто плачет, опасается инсульта, утраты контроля за своим поведением, импульсивной попытки самоубийства, сумасшествия. Интересуется своим диагнозом, просит провести ей неврологическое и психологическое обследование, обеспечить покой и максимальную изоляцию из-за повышенной чувствительности к внешним раздражителям. Антисуицидные факторы – положительное отношение к себе, страх смерти, забота о дочери.
Марина родилась в Грузии, она единственный ребенок в семье. Мать после рождения дочери развелась с мужем-алкоголиком, оставила дочь своим родителям, переехала в Москву, замуж больше не выходила, преподавала русский язык на высших курсах ФСБ. Пациентка воспитывалась у бабки с дедом, которые вместе с отцом девочки баловали ее, не хотели отдавать матери, даже судились с ней.
В возрасте пяти лет Марина пережила первое в жизни сильное потрясение. Однажды, девочка играла во дворе, куда неожиданно на большой скорости въехала черная «Волга», из которой выскочили несколько мужчин, схватили ее, втащили в машину и увезли. Она громко плакала, звала на помощь, отбивалась от женщины, которая зажимала ей рот так, что она задыхалась (это оказалась ее мать). С тех пор она часто видит описанную сцену в пугающих сновидениях, до сих пор испытывает страх замкнутого пространства, не может пользоваться общественным транспортом, особенно метро, где возникают панические приступы с сердцебиением, одышкой, страхом смерти; боится одна далеко отходить от дома.
Марина росла впечатлительной, тревожной. Она боится покойников, смерти, из-за страха темноты всегда спит со светом. В 12 лет прочитала фантастические повести Гоголя, часто видит сцены из этих произведений в кошмарных снах. Отношения с матерью и преподавателями были конфликтными, она быстро оставляла занятия в кружках из чувства протеста против матери, которое с годами нарастало, превратилось в неуступчивость, манеру настаивать на своем. Девушка стремилась ни в чем не походить на мать, играла преимущественно с мальчиками в шумные игры.
После окончания школы Марина поступила в институт культуры. Мать препятствовала ее встречам с молодыми людьми, настояла на переводе дочери на вечернее отделение, чтобы занять ее вечера. Марина сдала экзамены экстерном. Сразу после окончания вуза вышла замуж за военного переводчика, главным образом для того, чтобы отделиться от матери. Через год родила дочь, посвятила себя уходу за ней.
Муж много работал за границей. Марина случайно узнала о прежней супружеской неверности мужа, упала в обморок от сильного потрясения, затем обмороки повторялись при волнении. Она улетела с дочерью в Москву. После возвращения мужа отказывала ему в близости, подслушивала его телефонные разговоры, устраивала сцены ревности.
Во время ссор громко кричала, рыдала, била посуду, бросала в мужа различные предметы, настаивала на разводе. Муж не соглашался на развод, чтобы не стать невыездным. Он угрожал жене публичным позором на суде, убеждал в наличии у нее шизофрении, цитируя ей выдержки из учебника судебной психиатрии.
Марина и сама сомневалась в своем психическом здоровье, так как стала несобранной, запустила домашнее хозяйство из-за безразличия к делам и даже к дочери, быстро уставала. Опасалась, что муж приведет в исполнение свои угрозы по поводу лишения ее материнских прав и жилплощади. Много времени проводила в постели, оплакивала свою судьбу, считала себя несчастной, ненужной. Была готова согласиться на предложение мужа ради его карьеры сохранить семью официально и найти себе сожителя.
С целью обрести материальную независимость Марина устроилась работать. Состояние начало улучшаться, она строила планы на будущее, окрепла. Однако в конфликт вмешалась мать пациентки, которая настаивала на разводе, обратилась в администрацию и общественные организации по месту работы зятя с дискредитирующими его заявлениями, пыталась оказать давление на мать зятя. Муж в отместку выкрал у пациентки собранные ею с большим трудом документы, необходимые для развода, потребовал, чтобы жена ушла жить к своей матери, оставив ему ребенка, свои вещи и свою часть пая в жилищном кооперативе.
Марина считала ситуацию безвыходной. В течение месяца у нее неуклонно снижалось настроение, нарастали тревога, напряжение. Она не могла спать из-за кошмарных сновидений, появились ощущения онемения кожи правой половины головы, лица, правой руки. Опасалась инсульта, обратилась к невропатологу, принимала по его назначению транквилизаторы. Сон несколько улучшился, снизилась фиксация на тревожащих ощущениях. Однако возникло навязчивое желание самоубийства как избавления от душевных страданий. Марина опасалась, что потеряет контроль над собой и реализует это желание. Прятала от себя острые предметы, не выходила на балкон. Много курила, эпизодически алкоголизировалась.
Во время очередной ссоры с мужем у Марины остро возникло желание отравиться – по типу разрядки невыносимого аффективного напряжения и состояния «бешеной злобы» на мужа. Приняла 20 таблеток седуксена, после этого находилась в состоянии эйфории, мужем была доставлена в ЦНИИ им. Склифосовского и через неделю пребывания в Центре отравлений переведена в кризисный стационар.
При психологическом исследовании отмечается выраженная астенизация, проявляющаяся в быстрой истощаемости, снижении интеллектуального контроля операций и концентрации внимания. Мышление характеризуется нечеткостью понятийной структуры. Последняя возникает вследствие эмоциональных оценок и эгоцентрической позиции в суждениях. Так, при выполнении проективных заданий пациентка в большинстве случаев игнорирует объективное содержание понятий, фиксируясь на эмоционально значимых, субъективных связях; при этом отчетливо звучит тема психотравмирующей ситуации. Ориентация на субъективные значения в сочетании со сниженным интеллектуальным контролем может затруднять реалистическую ориентацию в ситуации и приводить к эмоциональной дезорганизации мышления. Характерной для личности пациентки является гиперсоциальность, проявляющаяся в жесткой «догматической» структуре социальных установок и норм, прямолинейности оценок, суждений и стереотипов поведения.
