– Если так, то нет никаких серьезных последствий.
Рука опустилась на ее плечо. Откинув голову назад, она увидела Джеффа; оправа его очков блестела в люминесцентном свете.
– Ты была права, – сказал он. – Это причуда природы.
Сара смотрела на женщину в палате, поразительно красивую женщину. Но она также представляла собой и нечто иное, что Джефф назвал причудой.
Иглы самописцев, словно обезумев, прыгали по лентам. Сара вспоминала, что она знает о гиппокампе. Это одна из самых глубоких областей мозга. Если ее подвергнуть электростимуляции, то пациенты подчас в мельчайших деталях заново переживают какие-либо моменты своего прошлого. Здесь скрыты тайны мышления, здесь таится древняя память – и именно здесь разгуливают драконы и ползают в мрачных глубинах порождения Тьмы. Если из-за травмы или болезни гиппокамп разрушается, то прошлое человека исчезает, и он обречен жить в состоянии дезориентации, как в случае пробуждения после особенно ужасного кошмара.
Самописцы шуршали в тишине комнаты. Джефф бросил на пульт листок желтой бумаги – результаты повторного анализа крови.
– Эта женщина, должно быть, в буквальном смысле заново переживает свою жизнь, – заметил Том. – Это у нее в тысячу раз сильнее обычного сна.
– Надеюсь, жизнь у нее была вполне приятной, – заметил Джефф, теребя свой листок.
– Нет, отнюдь, – отрезала Сара. И она не сомневалась в этом.
7
Туманные образы проплывали перед закрытыми веками Джона. Он не мог сказать точно, когда к нему вернулось сознание, но вероятно – лишь несколько минут назад, ибо тело его напомнило о себе мучительной болью.
Какой же он дурак – стоять над ней, наслаждаясь своей победой, ожидая, когда она проснется. Но он хотел, чтобы она знала.
Он все еще слышал звон ножа с прекрасным лезвием из углеродистой стали, ударившегося о каменные плиты.
Ему нельзя было так медлить!
Он мечтал о том, чтобы распрямиться, ощутить в суставах свежесть движения. Вновь стала охватывать его паника, но он подавил ее. Он ощупал стены и низкий потолок своей могилы, потрогал грязь на дне лужи, в которой он находился. И услышал звук падающих капель, отдававшийся эхом, словно вода капала где-то в большой пещере.
Он крикнул. Снова откликнулось эхо. Он сделал глубокий вдох. Воздух был свежим и прохладным. А ведь в таком склепе можно было бы задохнуться всего за несколько минут...
Отдушина. Должна быть отдушина.
Он не мог повернуться, места для этого было недостаточно. Его ноги, однако, ощущали твердость камня. Он опустил пальцы глубоко в грязь – это не давало никакого результата, пока он не ощупал место, где стена уходила в воду, прямо перед ним. Здесь грязи не было.
Течение уходило под камень, через отверстие дюймов восемь шириной. Если бы только удалось пролезть туда! Наклонившись как можно дальше и стараясь держать лицо над водой, он поболтал рукой в отверстии. Рука осталась под водой, но это неважно – ибо он четко ощутил течение. Если он вытянет руки и оттолкнется ногами, то плечи и голова пройдут в отверстие. Гарантии, что он достигнет воздуха, не было, но даже утонуть казалось ему счастьем по сравнению с настоящим его положением.
Он опустил лицо в воду, вжался в грязь, нашел ногами опору и стал отталкиваться. Чтобы пролезть, ему пришлось повернуть голову вбок. Вода ворвалась в нос, стала жечь горло и легкие. Он зажмурился, борясь с рвотой, и все отталкивался, лягался, извивался... В висках стучало, голова была зажата между грязным дном и камнем, ухо, тершееся о камень, горело. Он понял, что оно может оторваться, настолько узким был лаз.
Грязь проскальзывала между его губ, проникала в рот. Воздух! Ему нужен воздух! Он беспомощно извивался, чувствуя, как из носа и рта идут пузыри. Его стало рвать. Где-то далеко позади ноги судорожно бились о воду, поднимая со дна грязь, а впереди бессильно за ту же воду хватались руки.
Затем вдруг боль в ухе прошла. Он мог поднять голову! Несколько отчаянных рывков, и глаза его оказались над водой. Он оттолкнулся от грязи, услышал, как хрустнули его кости, когда он подтянул под себя ноги...
Ярко-красные вспышки мелькали у него в глазах, сознание мутилось. Ему отчаянно хотелось вдохнуть глоток свежего воздуха. Он почувствовал, что мочится, – горячий поток в ледяной воде. Нельзя же утонуть в луже глубиной в несколько дюймов!
Однако он тонул. Силы уходили, боль уступала место какому-то облегчению, расслабленной дремоте. Он жаждал умиротворения, покоя, который, казалось, еще один рывок – и наступит.
Он вспомнил Мириам, увидел перед собой ее белеющее в темноте лицо: губы ее были приоткрыты, поддразнивая его и призывно маня.
Издевка над его любовью!
Он не мог допустить, чтобы она победила! Она лгала ему с самого начала. Несколько недель со дня первой их встречи она приходила к нему каждую ночь со своими зловещими инструментами и сидела рядом, гладя его по голове, в то время как кровь ее текла в его вены и усиливалась его лихорадка. Это чуть не убило его, однако он выжил, а выжив – он стал другим человеком, невосприимчивым к болезням, человеком без возраста, с новыми потребностями – и необыкновенной новой возлюбленной, с которой их можно было удовлетворять.
И вместе со всем этим пришел к нему Голод. Годы потребовались ему, чтобы привыкнуть, чтобы достичь той точки, где моральное неприятие уравновешивалось радостью насыщения. Вначале голод носил его, одичавшего, жаждущего, по улицам Лондона...
Это сделала она.
...Пока наконец с горечью, с отчаянием не научился он удовлетворять свой голод.
Она научила его, как это делать.
Ему необходимо до нее добраться!
И последним отчаянным выдохом он выгнал из легких воду. Вдохнул наконец воздух. Он слышал, как трепещет его сердце, ощущал изможденность каждой мышцы, каждой кости. Он не знал, сколько времени пролежал он там, где упал, головой и руками запутавшись в густой массе корней, не в силах вытащить ноги из грязной воды.
Но он освободился из могилы, уготованной Мириам.
Освободился.
Теперь, когда он узнал истину, его приводила в ужас полнейшая холодность этого существа, глубина его безразличия, размах его власти. Само это существо должно быть очень древним – какое-то жуткое воплощение Дьявола. Он больше не считал его ни мужчиной, ни женщиной. Он все еще называл его «Мириам» – но лишь по привычке.
Руки Джона цеплялись за корни, пытаясь найти какую-нибудь лазейку. Все, во что он верил, оказалось ложью. Как и все то, что она ему говорила.
Уже тысячи раз его должно было настичь возмездие. Сама земля вокруг него, казалось, трепетала от присутствия безутешных душ тех, кого убил он ради собственного бессмертия.
Еще бы. Те 180 лет, которые он прожил, казались мгновением теперь, в преддверии конца. Конечно, бессмертия не существует. Если бы он только знал, что лишь отдаляет неотвратимое, он никогда бы не лишал жизни других. «Или я хочу себя в этом убедить?» – подумал он вслух.
