— Вот, — Аниела вернулась с огромным альбомом в кожаной обложке, который с немалым трудом удерживала на весу. Ручки ее были тонки, а альбом — внушителен даже с виду. И на стол он не лег — упал, царапнув коваными уголками полировку. — Это тетин альбом… она туда все записывала… о клиентах и вообще…
— Вы его показывали? Тем, кто был до меня?
Аниела покачала головой.
— Почему?
— Они… они не спрашивали… только о том, были ли у тетушки враги.
— А были?
— Нет, откуда…
— А пан Охимчук, с которым у нее ссора вышла…
— Так он не враг… писарь судейский, третьей коллегии… очень приятный мужчина, — Аниела вдруг смутилась. — Только очень нерешительный…
Она открыла альбом.
— Вот…
На волкодлака пан Охимчук походил не более чем мышь на паровоз. И пусть снимок был высочайшего качества, но тем явнее проступали недостатки. Сплюснутая голова, покрытая редкими волосами, которые росли ко всему клочьями. Вытянутая передняя губенка со щеткой усиков. Жиденькие бакенбарды и острая бородка. Пан Охимчук был невзрачен и сутуловат, темный сюртук, явно скроенный по моде двадцатилетней давности, сидел на нем криво, оттого сам пан Охимчук гляделся горбатым.
— Не очень удачный снимок, — признала Аниела. — Тетушка уговаривала его сделать другой. И гардероб обновить… она всегда плотно занималась каждым клиентом…
— Пан Охимчук отказался?
Аниела перевернула страницу.
— Вот, — она протянула визитную карточку яркого красного колеру, — из-за него все!
Карточка плотная, глянцевая, явно не из дешевой бумаги. А шрифт рубленый.
Черное на красном.
«Курсы настоящих мужчин»
И ниже, меленько: «мы поможем раскрыть внутренний потенциал».
На обратной же стороне и вовсе значилось:
«Разбуди в себе варвара!»
Отчего-то представился пан Охимчук, но не в сюртуке, а в леопардовой пятнистой шкуре да с дубиной, которую он норовил примостить на узеньком плечике.
— Этот человек имел наглость сюда заявиться! — Аниела подняла кота, который проявил неожиданное для полосатой его натуры смирение. — Они с тетушкой беседу имели…
— О чем?
— Не знаю, — она чесала кота за ухом, отчего кошачье ухо нервно подергивалось, а хвост и вовсе стучал по обтянутому полосатой тканью подлокотнику. — Но после того разговора тетушка выставила его из дому… так и сказала, мол, уходите, пан Зусек, видеть вас не желаю! А после еще капли сердечные пила…
Интересно получается… очень интересно.
— Вы об этом рассказали, надеюсь?
— А надо было?
Себастьяну показалось, что он услышал, как тяжко вздыхает кот, хвост его замер, а глаза закрылись, и на морде появилось выражение бесконечной тоски.
— Они… не спрашивали про пана Зусека… только про врагов… про конфликты… а то ж не конфликт. Он предложение тетушке сделал… так она сказала…
— Какое? — без особой надежды на ответ, поинтересовался Себастьян.
— Тетушка не сказала… обмолвилась только, что это бесчестно… и дурно пахнет…
Все любопытней и любопытней.
— А когда пан Зусек заходил?
В альбоме ему места не нашлось. Себастьян перелистывал плотные страницы серого картона, к которым крепились и снимки, и узенькие бумажки, надо полагать, с информацией о людях, на снимках представленных.
Он прочтет.
Позже.
В месте тихом и спокойном… в таком, где его не станут искать. А если и станут, то вряд ли найдут. И Себастьяну было известно лишь одно такое.
— Так… так на позатой неделе… нет… дальше… тридцать первого травня! — Аниела обрадовалась, что вспомнила. — Я помню, мы первого завсегда по счетам платим, и я раскладывала на кухне… нам бакалейщик выставил совсем уж непомерный, и я сверялась… а тут он. Заявился… время позднее, я еще подумала, что это просто-таки неприлично, заявляться к людям без приглашения… улыбается весь такой, ручки целует…
Она на ручки эти, упрятанные в перчатки явно не новые, хоть и добротные, вздохнула.
— Красавицей меня назвал…
Кот, приоткрыв один глаз, фыркнул: этакой-то лести и поверить… нет, к Аниеле он был по — своему привязан, но меньше, нежели к дому и собственной плетеной корзинке.
— А выходил… сунул карточку, сказал, ежели тетушка образумится, чтоб нашла его…
— Но она не образумилась?
— Я карточку ей положила… и… и понимаете, клиентов не осталось… а денег… мы ремонт сделали… и еще на воды съездили… и вот… а он был одет так хорошо… и я подумала, что, может, зря тетушка гневается… она вспыльчивой женщиной была. Но отходила легко… и если бы отошла, подумала… глядишь и…
— Но она не отошла?
Аниела понурилась и призналась:
— На третий день, когда я думала, что все уже… то подсунула ей визиточку… а она на меня накричала, чтоб я не смела с этим… с этим человеком связываться. Назвала его бесчестным… и карточку в мусорное ведро выкинула.
— А вы достали?
Аниела покачала головой.
— Я подумала… он такой обходительный… и…
— Вы встречались?
На сей раз кот определенно испустил тяжкий вздох.
— Он… он меня встретил… помог корзинку поднести…
— Когда?
— Позавчера… — теперь она говорила шепотом, избегая смотреть в глаза. — Он мне так сочувствовал… так сочувствовал… и сказал, что если вдруг помощь понадобится… и что у него к тетушке был деловой интерес…
— Какой?
Слишком все просто… но кто сказал, что надо искать сложности?
— Он… он был родом с Приграничья… а там много мужчин одиноких… у него имелись анкеты с собой… но вот с женщинами пан Зусек совсем не умеет работать. А у тетушки получалось… с ее репутацией… она бы легко подыскала невест…
— А вы?
— Я… я не знаю… я не уверена, что сумею…
— Вы отказались?
Красная карточка раздражала самим своим видом.
— Н — нет… он был так настойчив… я говорила, что, наверное, дом продам… и уеду… наверное, уеду… но обещала, что подумаю…
Убрать упрямую старуху, чтобы дело перешло к наследнице, которая куда более сговорчива?
Возможно, но… он ведь не мог не понимать, что первым делом проверят именно его. И то, что пропустили пока, случайность, не более…
— Но я… понимаете, у меня нет тетушкиного таланта… — Аниела комкала платочек и остервенело чесала за кота за ухом, отчего и ухо, и сам кот, несколько подрастерявший прежнее равнодушие, подергивался. — И я… я не смогу… к тому же, тетушка говорила, что он бесчестный человек… но такой обходительный.
