…ее и вправду ждали.
«Серебряный призрак». И Хелег рядом.
Такой родной.
Такой…
Щемящее нежное чувство сдавило сердце. Не нужен ей никакой князь, ведь у нее есть Хелег и он замечателен. И все-то у них сладится. Катарина закончит это дело. Найдет ублюдка, который затеял игру с чужими жизнями. Ее наградят… быть может, наградят. А если и не наградят, то плевать.
А потом они с Хелегом отправятся в Храм.
Тихая церемония.
Тихий ужин для двоих… и это будет правильно. А те недавние мысли, они суть обида, не более того. Обиды же – плохие советчики.
- Ты выглядишь серо, - сказал Хелег, открывая дверцу. – Садись.
И недавняя мечта, такая по-девичьи глупая с розовой отдушкой, разлетелась на осколки.
- Я поведу.
- Катарина…
- Это ведь мой автомобиль?
Он позволил недовольству проявиться. И на мгновенье будто холоднее стало. Ветер скользнул под плотную ткань жакета.
- Раньше ты не была столь упряма. Осторожней, Катарина… твое положение не такое уж надежное, как тебе кажется…
Предупреждение.
И кривоватая усмешка, которая ему совершенно не идет.
Не надо думать о нем. И о своем положении, которое и вправду ненадежно. И вообще ни о чем, кроме дела. Или вот «Призрака», который действительно был рад видеть Катарину.
Нежно зарокотал мотор.
…тот, другой, он ведь не убивал сам. Или убивал? Нет, почему-то Катарине казалось, что нет… смерть – слишком просто для него. Да и те девочки-жертвы, бабочки несчастные… вряд ли были интересны… нет, ему другое нужно.
Что?
Боль? Нет, боль требовалась Кричковцу. А вот тот другой… власть? Абсолютная власть… Учитель? Да, верно, это его суть… он создал Кричковца. Он позволил зверю внутри его раскрыться. Он, надо полагать, вывел его на первую охоту… и он присутствовал… первый раз – всенепременно, а дальше… дальше ему стало не интересно?
- У тебя слишком серьезное выражение лица, - Хелег нарушил молчание, и Катарина вздрогнула. – Если ты боишься вести, то…
- Не боюсь. Я просто задумалась.
- О чем?
- О деле.
Хелег скривился. И повернувшись к окну, произнес:
- Не понимаю, почему его просто-напросто не отдадут нам… мы бы эту сволочь быстро…
Светало.
Рассветы Катарина не любила, особенно осенние, были те блеклы и невыразительны. Небо, словно простуженное, бледнело, потом наливалось лихорадочным жаром, в котором и проступал смазанный расплывчатый солнечный круг.
- Налево… и не держись ты за руль обеими руками, будто в первый раз увидела. Я к слову, был уверен, что водишь ты лучше.
Катарина мысленно хмыкнула. Надо же, а ведь еще с четверть часа тому она всерьез задумывалась о замужестве. Морок, не иначе.
- Не самая лучшая идея, выдать машину тебе, - произнес Хелег брюзгливо. – Знаешь, какая на них очередь?
Катарина примерно представляла.
И поежилась.
Наверняка, кроме Хелега хватало недовольных.
- А сама эта затея… соблазнить… Хельма ради, кого ты способна соблазнить? – он фыркнул.
Обидно.
В самом деле обидно.
Нет, Катарина не собиралась… но все равно ведь… и получается, что как женщина, она ему не интересна…
- Вот только не дуйся, не надо истерик устраивать, - Хелег смотрел в окно, на небо, на котором проступали уже алые пятна.
- Я не собиралась.
А голос предательски дрогнул.
- Это хорошо… все-таки отчасти я виноват… отозвался о тебе, как о человеке взвешенном. Разумном.
- Благодарю.
Сухо прозвучало.
…дядя Петер говорил, что немало их будет, готовых растоптать самолюбие Катарины, и не только самолюбие, но ее саму, целиком, наглую, дерзнувшую сунуться в мужской мир, решившей, будто по плечу ей равняться…
К другим Катарина готова была.
Но Хелег… он, конечно, давал понять, что работа Катарины ему не по нраву, что он предпочел бы видеть ее в секретариате или, на худой конец, в архиве, или еще где-нибудь, в месте более подходящем слабой женщине. Катарина отшучивалась.
Он отступал.
И теперь вот.
- Не за что, - кривоватая усмешка, и лицо его становится жутким. Одна половина его в тени, другая напротив подсвечена восходящим солнцем. И оно, настырное, пронизывает кожу, растворяет ее будто, и кажется, что рядом с Катариной сидит мертвец. – Я не думал, что они всерьез решаться использовать тебя.
…конечно, скука.
…или Кричковец решил, что учитель ему больше не нужен? Или не в нем дело, но в игре? Да… и отсюда письмо… он ведь иначе мог бы составить его, но нет… бабочка-намек и только… и сколько этих писем пришло, прежде чем кто-то обратил на них внимание?
- Надеюсь, ты не обиделась? – поинтересовался Хелег.
Опять с мысли сбил.
- Нет.
- Хорошо. Обиженные женщины по меньшей мере выглядят глупо, а мне бы не хотелось, чтобы наш дорогой… коллега, - он выделил это слово интонацией. – Подумал, будто ты глупа…
Еще странность. Весь этот разговор не в характере Хелега. Он, случалось, раздражался.
Злился.
Но злясь, замолкал, замыкался, оставляя Катарину маяться догадками, в чем она провинилась. Или не она, но кто-то там, о ком она не имеет представления. Он варился в собственном раздражении, и лишь жесты становились резкими, нервозными, а в остальном…
…значит, это не случайность.
…и дело отнюдь не в таких мелочах, как банальная зависть, обида… что там еще? Нет, это игра другого плана, на одного зрителя, или скорей участника? В любом случае, эта игра Катарине была крепко не по нраву.
К счастью, они прибыли.
Катарина ждала… чего-то вот ждала, сама слабо представляя, чего именно. Не этого… холм? Нет, скорее пригорок. И дорога, сбегающая к речушке. В этом месте обычно ленивая Вихревка сплеталась в узкий водяной жгут. Она становилась глубока и норовиста, плодила водовороты и омуты, в которых по весне обычно вылавливали пару-троицу покойников. Глиняные красные берега поднимались высоко, и плотные с виду, каменные будто бы, их облюбовали ласточки.
Ласточки улетели.
А мост остался. Широкий. Поставленный на дюжину массивных опор, он, казалось, стреножил реку.
Дозорная вышка.
Пост.
И знамя, повисшее на флагштоке печальной тряпкой.
…ни оркестра.
