- Вот скажи, чего ты от меня хочешь? – его лицо налилось краснотой. Харольд набычился. Он уперся руками в столешницу, будто желая подняться, но не имея на то сил – тело его казалось слишком тяжелым, окаменевшим, чтобы и крупные руки могли выдержать его вес. – Чего ты добиваешься!
- Хальвар не убивал!
- А ты знаешь, убивал или нет! Он протокол подписал! Протокол! – крик Харольда оглушал.
И надо полагать, этот крик разнесся далеко за пределы начальственного кабинета.
- Дело в суд передано! А ты что хочешь, чтобы мы на полпути остановились? Извините, граждане судейские, - передразнил он тоненьким голоском. – Тут у одной дуры возражения имеются!
Дурой Катарина себя и ощущала.
Полною, причем.
- Ты вообще соображаешь, что творишь? – Харольд все же выбрался из-за стола. Пнул кресло, которое, впрочем, устояло, привычное к начальственному гневу. – Или нет, не соображаешь… где тебе… в голове одни кучеряшки…
Он подошел к Катарине.
Навис.
И пусть сама она была неприлично высокой для женщины – тетушка все пеняла, что с этаким ростом Катарина в жизни себе мужа не найдет – но как-то вышло, что Харольд оказался выше.
Шире.
Страшней.
- Пудрой мозги забила! И помадой – уши…
- Я не…
- Молчать, когда с тобой старший по званию говорит! – от этого рева зазвенели стекла в окнах, и фикус печально шевельнул листьями. – Если сказано, что забила, значит, забила, а если бы не забила, то дошло бы до твоей тупой головы…
Он постучал пальцем по лбу Катарины.
- …куда можно лезть, а куда нельзя…
- Его же казнят.
- И за дело… или думаешь, он такой весь из себя безвинный? Между прочем, пять эпизодов подписал…
- Не зная, что подписывает, - не удержалась Катарина.
…и хорошо, если только пять. Списали бы и больше, но побоялись, наверное, что выглядеть это будет совсем уж подозрительно. А так… пара нераскрытых краж, одно ограбление и два убийства, из тех, что поновей. И вот уже статистика по участку исправляется. Да и сам участок в передовые выходит.
- Ты что же, - голос Харольда перешел в шипение. – Хочешь сказать, что мы факты подтасовываем…
Говорить Катарине уже ничего не хотелось.
- Или что в суде, будь оно так, не разберутся… - прямой взгляд.
Злой.
Ненавидящий даже. И это не понятно. Что она, Катарина, сделала, чтобы ее ненавидеть? Но у нее хватило сил выдержать. И улыбнуться даже.
- Конечно, - совершенно спокойным тоном ответила она. – В суде разберутся…
…если захотят разбираться.
…ведь у них тоже конец квартала и отчетность, которую испортит незакрытое дело…
- Но, - Катарина сделала последнюю попытку. – Вы ведь понимаете, что он снова убьет.
- Кто? Хальвар? – Харольд оскалился. – Не убьет, девочка, не убьет…
И ладонь тяжелая легла на плечо Катарины.
Раскрылась.
Обняла горло. И показалось, что вот сейчас Харольд сожмет пальцы и…
- Иди, - Харольд резко убрал руку. – Иди и забудь всю ту ересь, которую ты тут несла. А то уволю по статье и…
И он обессиленно махнул рукой.
Катарина вышла.
И выбежала.
И спускалась бегом, держась за шею, на которой, чудилось, остался след от этого прикосновения. И она задыхалась, что от бега, что от слез, на которые не имела права. И уже внизу, в пролете между первым и вторым этажами, обессиленная, прижалась к стене.
Сползла по стене.
Забилась в угол и там сидела, не плача, лишь прикусив кулак до крови… боль отрезвляла. Помогала собраться… и думать… думать…
…если не хочет полиция, то…
- Я написала доклад, - Катарина говорила, глядя в глаза князя.
Ровный голос.
Факты и только факты.
Эмоции мешают мыслить здраво.
- Изложила свою теорию… и по этому делу тоже… не особо надеялась на что-то, но… просто сидеть не могла. Отправила. В тот же вечер хальвар повесился в камере.
…ее вызвали.
…отстранили приказом, но все равно вызвали. И Харольд, который самолично спустился вниз, указал на дверь.
- Что это есть, как не признание вины?
В коридоре свет яркий, а вот в камере лампочка тусклая, мигает ко всему. И Катарина как-то слишком долго не может приспособиться к этому желтому нервному свету. Она щурится.
И подмечает мелочи.
Расшитые бисером ботинки.
Не ботинки даже, хальвары шили обувь из шкур, мехом внутрь, и получалась та мягкой, какой-то неряшливой с виду. А может, эта неряшливость происходила от старости? Стоптанная пара.
Чиненная не единожды.
И краски поблекли. И бисер осыпался. Но все равно ботинки или как там их правильно называть, пережили своего хозяина.
…плащ, аккуратно свернутый, положенный на край нар.
И пояс, перекинутый через старый крюк. И неуместная мысль, что крюк этот давно следовало бы спилить, и наверняка, если поискать, в архивах найдется пара-другая распоряжений, только…
…кому это надо?
- Хальвары не уходят из жизни сами, - Катарина вынырнула из тех воспоминаний, от которых и сейчас становилось жутко. – Что бы ни случилось. Они верят, будто жизнь им воздает по заслугам, и если послала болезнь, то или наказанием, или испытанием. Они умирают, чтобы перерождаться вновь и вновь.
Князь слушал, больше не отвлекаясь на буфетчицу, которую подобное равнодушие, кажется, несколько огорчило. Во всяком случае, она устроилась за прилавком, полуприлегла, обративши в сторону князя не только напудренное аккуратное личико, но и декольте…
…разве можно вести себя так?
…и раньше Катарину это веселило. Хелег тоже нравился женщинам и буфетчицам, и симпатичным продавщицам, которые еще не утратили охотничьего азарта, и другим, встречавшимся во множестве на пути его. Катарину веселили, что улыбки, что многозначительные взгляды, что вот такие вполне однозначные намеки. А теперь ей хотелось сделать что-то… в высшей степени неразумное.
- Вы хорошо их знаете?
- У нас в городе жила женщина. Хальварка… тетушка моя ее не любила очень. А так получилось, что… тот человек, который меня всему научил, к хальварке переехал. На квартиру. Сначала на квартиру, а потом… не важно. Главное, она мне много рассказывала о своем племени. Она ушла, и ее не стали останавливать. Они считают, что каждый человек свободен в своем выборе. А еще, что жизнь священна… и даже животных убивают специально выбранные люди. Этим людям нельзя молиться вместе со всеми. И садиться за один стол с другими… и редко кто согласиться отдать в такую семью дочь, и сына не возьмут… она потому и ушла, что родилась среди неприкасаемых. Она решила, что не желает повторять судьбу матери… ей повезло. Она встретила хорошего человека. Вышла замуж.
