Он пыхнул табачком, и запах этот, пряный, нарядный какой-то как для сигар, наполнил помещение.
- И вот в этом городишке редко беда приключается. Бывает, конечно, что привезут покойничка. Кто от старости преставится, кто от болезни. Несчастные случаи, не без них… или вот шпана пошалит да силушку переоценит… было, что пацаненка одного свои же на нож поставили. Но это так, скорей исключение. И вот одного раза доставили мне тело… женское… особы, так сказать… нетяжелого поведения, да…
Катарина хмурилась.
С чего бы?
- Молодая была, но в городе ее знали… бабы как-то били, но скорей для порядка, чтоб не выделялась. Она числилась сортировщицей на фабрике, однако только вот и дело, что числилась… от кого-то дите нагуляла, сестрице подкинула растить… та-то правильная была, замуж вышла, но, помнится, тоже что-то да не заладилось с тем замужем. Врать не буду, дела давние, память подводит… главное, что в тот день эту дурищу кто-то под тележку столкнул. А тележки-то рельсовые, посадки высокой, и колеса стальные… летали вжик-вжик… чистенько… очень чистенько так срезали.
Он пыхнул дымом.
И отложил сигаретку. Наклонился. Ногу потер.
…болит. И боль эта, ноющая зудящая, мешает сосредоточиться. Но здесь не принято слабость выказывать. Да и вообще слабых и больных нигде не любят, а ему это место пришлось выгрызать зубами, раз за разом доказывая, что он-то никак не хуже прочих.
- И вот интересно… выпивши-то она была, это и свидетели говорят, и кровь… свидетели-то соврут, им это на раз чихнуть, а кровь – дело другое, кровь точно не обманет. Но алкоголя немного, так, стопочку опрокинула, и стало быть, на ногах держалась. Для нее стопка была, что чихнуть… это первая странность. А вторая – крови-то немного натекло… когда голову отпиливают, то фонтан быть должен… а тут так, лужица… и стало быть, ее уже мертвую под вагонетку пихнули. Кто? А никто… никто ничего не видел, не слышал и не знает…
Он подобрал сигаретку.
- Дело это несчастным случаем выставили… а было оно где-то тридцать лет тому…
- Совпадение? – Катарина поежилась.
А в мертвецкой и вправду холодно.
- Совпадение, может, и совпадение… в те года для баб местных зело неудачными были, да… вот еще, глянь сюда, - он вновь простыню откинул и в грудь ткнул. Сперва Себастьян даже не понял, на что смотреть. А потом увидел – над левым соском покойника бабочку махонькую, которую двумя пальцами прикрыть можно.
…а солнце-таки выглянуло.
И когда вышли из мертвецкой, вовсе покинули серое строение госпиталя, Себастьян зажмурился. Солнце было ярким. Ослепительным. А небо – черным. Вот и получалось, будто кто дырку в крышке, которою всю их компанию развеселую прикрыли, проковырял.
- Сан Саныч, - извиняясь, произнесла Катарина, - преувеличивает. Он хороший человек, только настроен изначально скептически. Причем ко всему…
- И его можно понять.
А буря будет.
Пусть солнце, но снежок сыплется… мелкий такой, поганый, и ветерочек ледяной до костей пробирает.
- Вы же не думаете, что…
- Что нас с вами, коллега, решили использовать в качестве жертвенных баранов? – Себастьян поднял воротник. – Не то, чтобы я всецело в этом уверен, но… возможности подобной не исключаю. Отнюдь.
- И…
А ведь она, несмотря на все звания, молода.
И действительно наивна. Не глупа, отнюдь, просто некоторые вещи, вполне очевидные тому же Сан Санычу, ей кажутся по меньшей мере невозможными. Да что там, ей просто в голову светлую не приходит, что ее могут просто взять и подставить.
- Не волнуйтесь, - Себастьян изобразил очаровательнейшую улыбку. – Я тоже не ем грибов… и к слову о еде… вам не кажется, что время давно уж близится к обеду?
…местная ресторация не сказать, чтобы так уж разительно отличалась от привычной сердцу. Пахло едой. Пространство. Сияющий пол. Столики под белыми покровами скатертей. Вазочки с сухими цветами. И лакей с гладкою прической на пробор. Согнулся, руку отставляя, будто не кланяясь гостям, но лишь демонстрируя им распрекрасное свое полотенчико.
На лице – выражение глубочайшей скуки.
Презрения даже.
Будто бы посетители ранние – а ресторация была пустовато – оторвали любезнейшего от дел куда как важных. И за то он намеревался мстить. Окинувши Себастьяна тягучим взглядом, лакей пропел:
- У нас с хвостами нельзя.
- Что, действительно? – Себастьян повернулся к старшему следователю.
- Полиция, - сквозь зубы произнесла она.
- Так полиции можно-с, - лакей одарил и ее взглядом, в котором читалось все, что думает он о полицейских, которые, вместо исполнения долга и защиты общества, по ресторациям расхаживают. – А с хвостами – нельзя-с…
- Простите, - откуда-то из-за кадки с развесистым деревом вынырнул полный господин в пиджачной тройке. И если лакей был снисходителен к гостям, то на физии оного господина прямо-таки застыло выражение чистого незамутненного счастья.
- Маркус… сгинь, - сквозь зубы произнес он едва слышным шепотом, и лакей подчинился, впрочем, подчинялся он с глубочайшим чувством собственного достоинства. – Мы рады… мы премного рады… мы просто-таки счастливы гостям…
Господин подхватил Катарину под локоток, потянулся было к Себастьяну, но на собственное счастье трогать воздержался.
- Даже хвостатым?
- Всем, - решительно заявил он. – Всем без исключения… у нас столуются самые… замечательные люди… и не люди…
- А у вас разве есть нелюди?
Вид господина вызывал стойкое раздражение.
Прям почесуху.
- Ах, кого только нет… давече вот, - господин насмешки не заметил или, что верней, почел за лучшее не обращать внимания. – Вот купец захаживал… из ваших… частый гость, да…
- Уж не Порфирий ли Витюльдович?
…а вот это интересно.
- Нет, что вы, что вы, - господин замахал руками, и Себастьян обратил внимание, что руки эти были маленькими, женскими почти. Узенькая ладошка, аккуратные тонкие пальчики с розовыми ноготочками. И широкая полоска черного кольца на левом мизинце. – Порфирий Витюльдович давненько уже не заглядывал. Мы соскучились… очень обстоятельный господин…
- А кто тогда?
Господин нахмурился было, но лицо его к этаким гримасам приучено не было, а потому выражение вышло скорее уж комичным.
- Ох… запамятовал, - с удивлением произнес он. – Честное слово, запамятовал… он к нам частенько… да-да, частенько… одно время сгинул, я уж подумал, что все… ан нет, объявился давече… и велено было, - это господин сказал громким шепотом, - обходиться ласково…
Интересно.
Куда интересней полупустого зала.
