- Уставший… - брюнетка подвинулась ближе.
И губу облизала.
Медленно. Томно.
- Не обветреются? – осведомился Себастьян, подвинув к себе вазочку с сырным кремом, в который щедрою рукой сыпанули ягод.
- Что?
- Если часто облизывать губы, они обветриваться начнут, - он подвинул и вторую вазочку. Ему нужнее.
Кто бы знал, сколько душевных сил забирают подобные капризы.
Девицы переглянулись. И блондинка наклонилась, исторгнув томный вздох.
- Вам дурно? – поинтересовался Себастьян.
- Мне хорошо…
- А по вам не скажешь… - он ткнул черенком ложечки в грудь. – Вы уж извините, что говорю, как оно есть, но сдается, вы слишком уж в корсет затянулись.
На щечках блондинки полыхнул румянец.
- Это почему же?
Себастьян огляделся, убеждаясь, что кроме пары этих вот птичек в номере нет никого. И девицы тоже оглянулись, так, на всякий случай. Он наклонился к самому ушку. Дыхнул. И нежно-нежно прошептал:
- Выпирает все.
- Оно… от волнения… - упрямо выдавила девица.
- Ужас какой…
- Почему ужас? – с явною обидой поинтересовалась она.
- Вам нельзя волноваться, - Себастьян ложечку облизал и пояснил. – А то вдруг оно выпрется совсем и назад не вопрется? Как тогда быть?
О… эти взгляды не обещали ничего хорошего.
- Вы… вы шутите, - несколько неуверенно произнесла брюнетка и вновь облизала губы.
- Или это нервное? – Себастьян взял ее за руку. – Вы, главное, не переживайте, потому что это лечится…
- Что?
- Да почти все сейчас лечится, если хорошего врача найти…
- Я здорова!
- Вы уверены?
Девица вскочила.
- Я… я…
- Это душевное томление, - подсказала ей подружка, старательно улыбаясь.
- Душевное? С душевным томлением сложно, - Себастьян откинулся и вазочку с кремом на колено поставил, защищая оное колено от посягательств. А то недоглядишь, так и уложат какую-нибудь ручку трепетную, которую если и отдерешь, то только вместе со штанами.
Штаны ему еще пригодятся.
- Тут надобно желудок проверить. Матушка моя уверяла давече, что современная наука установила, будто бы все душевные давления…
- Томления, - сквозь зубы произнесла блондинка, но все ж подвинулась еще ближе. И изогнулась, отчего немалые ее достоинства выперлись еще больше.
- Не важно, главное, что происходят они большей частью от несварения. Вот поест человек, скажем, капусты. Спать ляжет. И не спится ему… мается, бедолага, думает, что с души, но на самом деле – исключительно газы мучают…
- Я не ела капусты! – возмутилась брюнетка. – И газы меня не мучают…
- Это хорошо, что не мучают. Наслаждайтесь.
- Газами? – глаза гневно блеснули.
А Себастьян пожал плечами:
- У каждого свои маленькие радости…
- Вы…
Он повернулся к блондинке и потыкал ложечкой в бюст.
- Видите, лезут-с… не затягивайтесь так туго, а то ж передавите. И дышите, дышите… вы покраснели. Это явно от кислородного голодания. Ну-ка сделайте глубокий вдох… вот так…
…блондинка закашлялась, и Себастьян не без удовольствия похлопал ее по спине.
- Ничего, это бывает… дышите глубже и привыкнете.
- К чему? – выдавила она.
- Ко всему…
- Я в вас влюбилась! – блондинка в отчаянии посмотрела на напарницу.
- Что, совсем?
- Совсем, - призналась она и подвинулась ближе.
- На хвост не сядьте, - заметил Себастьян, хвост на всякий случай на другую сторону перекинув. А то мало ли… а брюнетку-то передернуло.
И у блондинки губа задрожала.
Того и гляди расплачется.
- Я как увидела вас, так… голова закружилась…
- Это от корсета…
- …и сердце так колотится… вот послушайте… - она с готовностью подставила грудь для слушания, но Себастьян от высокой чести отказался.
- Извините, у меня фонендоскопа нет.
- А вы ухом…
- Воспитание не позволяет ухом чужие сердца слушать. Кстати, вы чем душились? – он потянул носом. – Розами… у меня на розы аллергия…
И почесался.
Задумался.
И добавил.
- А может, не на розы… может, все же лишай… тут ведь, когда свербеть начинает, то сразу не понятно…
Девицы замерли.
- Что? Думаете, все-таки лишай? Нет… не должно бы… та девица клялась, что не лишайная…
- К-какая девица?
- Правда… от про другое она соврала, - Себастьян поскреб ногу, сперва щиколотку, после колено, а там и повыше. – Да… определенно соврала… никому нельзя верить…
Обе соблазнительницы, изрядно подрастерявши пылу, уставились на Себастьяна круглыми глазами. Он же, поерзавши, поскреб там, где воспитанный человек чесаться не станет, особенно при дамах.
- …а с виду такая приличная казалась… три злотня взяла… - он поерзал сильней. – Что вы так смотрите? У всех свои слабости… кто-то вот газами наслаждается…
- Я не наслаждаюсь! – взвизгнула брюнетка, явно растерявши былой задор.
- Да? А зря… в жизни оно как, или ты наслаждаешься жизнью, или очень даже наоборот… когда наоборот, то хуже… кстати, надеюсь, у вас тут в аптеках ртуть продают?
- Ртуть? Зачем вам ртуть?
- Да так… - Себастьян слегка смутился. – Мало ли… вдруг да… прошлое, девоньки, оно бесследно не проходит… и порой, чтобы прошло…
Лица подружек мрачнели все больше.
- …ртуть надобна. Хорошая… а ж пожалеешь на хорошую и потом то ли нос отвалится, то ли хвост, то ли еще чего…
Еще чего, к счастью, отваливаться в ближайшем будущем не собиралось. Но синюшные пятна, проступившие на коже, и без того вид имели самый зловещий.
Послюнявив палец, Себастьян потер щеку, на которой аккурат пятно расползалось, да душевное такое, с трещинками – благо, зеркал в нумере имелось изрядно.
- А это, - совсем уж по-дружески произнес князь, тыцнувши в бюст облизанным пальцем, - ты все ж прикрой… застудишь.
…а нервишки у агентов могли б и покрепче быть.
Себастьян запер дверь и подмигнул отражению в зеркале. Жизнь снова становилась интересной.
…в этой части города и днем было темно, что уж говорить о вечере.
