- Может, вас в больницу доставить?
- А… нет, не стоит… уже прошло, - пан Белялинский потер грудь.
А ведь и вправду прошло, что сердце, которое в последнее время взяло моду то ныть, то колоть, то вовсе обмирать тревожно, отчего тело покрывалось липким холодным потом.
- Вы уверены? – полицмейстер хмурился.
Недоволен.
Конечно, чужаки в Хольме – дело такое… непривычное. И пусть документы у пана Белялинского, спасибо друзьям его давним, в полном порядке, но случись с ним какая неприятность, пану полицмейстеру многое объяснять придется.
- Да. Это… случается, - пан Белялинский с неохотой отпустил фонарь. – Я в «Княжеской» остановился… тут недалеко…
- Я вас провожу.
Это было сказано тоном, не терпящим возражений. Но возражать пан Белялинский и не думал. Пускай себе. Он шел медленно, пробираясь сквозь снегопад, который был густым, плотным, и потому ощущение складывалось, будто бы пан Белялинский прям в сугробе путешествовать изволит…
…развода она не даст.
…не по доброй воле. Развод – это же удар по репутации… как же, она, Ганна, вся великолепная такая, и не сумела супруга удержать… засмеют… а смех для нее – горше яда… и значит, не допустит… костьми ляжет…
…угрозами…
…а ей есть чем пригрозить. И пусть сама она ныне завязана в делах неблаговидных, но… не пощадит… да и хитра, скользка, что гадюка при линьке… с нее станется в полицию пойти.
Наплетет, будто не знала, чем муж занимается…
…или вот боялась.
…или еще чего придумает… слабая несчастная женщина… и пусть в городишке ей после такого скандалу не остаться, но мстительную натуру Ганны сей факт не остановит.
Уедет.
И деньги, им заработанные, с собою прихватит… а он…
…серое здание, облепленное снегом, гляделось уродливым. И на лестнице пан Белялински остановился, переводя дух. Ах, сердце, сердце… к врачу и вправду стоит заглянуть, пусть выпишет какого снадобья. И лучше, чтобы к местному, в Хольме знают толк в сердечных болезнях…
…а может, сюда переехать?
Нет, дурная мысль… его друзья, конечно, помогут, но… кому он тут надобен, говоря-то по правде? Еще по ту сторону границы, со связями своими, с редким умением, от батюшки доставшимся… мог бы и ведьмаком стать при должном старании, но…
…встретил ее…
…всю жизнь перевернула, загубила, дрянь такая.
- Может, вам все же стоит вызвать врача? – полицмейстер разглядывал гостя хмуро, прикидывая, сейчас помрет или дотянет до утра. Уж больно тот был бледен, аж до синевы. Хотя, может статься, синева эта не сама по себе, но исключительно результатом освещения?
Хорошо бы к утру…
…смена его к полуночи закончится, а с нею и ответственность за происходящее на вверенной территории…
- Вызову, - пообещал познанец, трогая грудь. – Всенепременно. Благодарю вас за заботу…
И поклонился.
Смешной.
Уже в нумере – взял пан Белялинский попроще, прошли времена, когда он мог позволить себе люксовыми баловаться – он лег на постель, прямо как был, в одежде.
Сероватый потолок.
Сероватые обои в серый же цветочек.
Ковер мышастого цвета. Стол. Стул. Шкап полупустой с парою вешалок…
…в Хольме ему делать нечего… а вот…
…мысль, настигшая его на улице, никак не желала отвязаться… Ганна его не отпустит… слишком жадна и самолюбива… а значит…
…если он и вправду желает стать свободным…
…а он желает…
…дочери…
…взрослые и ко всему, что осознавать крайне печально, становятся точною копией Ганны…
…нет, они если и знают, то самую малость… и в полицию не побегут… и… и глядишь, опомнятся, еще не поздно.
Пан Белялинский вытащил мешочек с камнями и высыпал содержимое. Пересчитал. Так и есть, пять десятков…
…состояние.
…и это состояние пойдет по ветру, как ушло другое. он должен освободиться… конечно… это не будет убийством, это будет спасением… и не только для него… а панна Гуржакова… она, пусть и норову сурового, но… она вдовица…
…он вдовец.
Будущий.
И…
…сердце застучало ровно, спокойно, будто принятое решение освободило пана Белялинского от гнета прошедших лет. И дел минувших.
Глава 19. О прогулках ночных
Если не можешь быть хорошим примером, будь чудовищным предостережением.
Из мыслей князя Вевельского о личном.
Себастьян потянулся.
Глянул на часы.
Время было не сказать, чтоб совсем уж поздним, однако… он повесил на ручку двери табличку, благо, сыскалась нужная, и вернулся к зеркалу. Встал.
Отражение пошло рябью.
Оно менялось, пусть и не быстро, но все же… стало ниже. И шире в плечах, и сами эти плечи сделались покатыми. Руки вытянулись, а шея наоборот укоротилась.
Человек, стоявший в нумере-люкс, выглядел не то, чтобы отвратительно, скорее уж обыкновенно. На этого человека аккурат неплохо сел, что серый пиджачишко невнятного крою, что столь же серые мешковатые брюки, не спадавшие с тощей его задницы исключительно из-за подтяжек. Рубашка нашлась, грязно-белая и в меру мятая.
Себастьян руками разгладил рыжеватые космы и подмигнул сам себе.
С обувкой, конечно, дело обстояло печальней, но… авось, никто не станет приглядываться.
Он еще раз проверил дверь – заперта ли, и выбрался на балкон.
Ветерок был свеж.
Снежило.
Не самая удачная погода для прогулки, но… другой такой оказии может и не случиться. Говоря по правде, Себастьян и сам не знал, куда гулять собирается, а, главное, зачем, но чутье подсказывало, что оно ему действительно надо.
А раз надо…
Он спрыгнул с балкона, рухнувши в рыхловатый снег, покатился, беззлобно матерясь. Высота была не самою большой, но все же… Себастьян встал.
Отряхнулся кое-как.
Дернул носом, принюхиваясь… снегом пахло. Чистым снегом. И чистым небом, которое ныне явило меховое подбрюшье свое… а в остальном – тишь и благодать.
Улица.
Фонарь.
Аптека, судя по вывеске. Себастьян подергал дверь, убеждаясь, что заперто. Ему бы кабак сыскать, но он не был уверен, что в Хольме кабаки вовсе наличествуют. Хотя… логика подсказывала, что, коль имеются люди, то и отдыхать они должны были где-то.
Он выбрался на широкий проспект, где, невзирая на снег и ветер, было все ж людно, и сунув руки в карманы неспешным шагом двинулся вдоль витрин. В походке его появилась этакая показная небрежность, свойственная морякам, в зубах сама собой появилась цигаретка. Руки нырнули в карманы брюк, растягивая оные, отчего сами брюки сделались короче, явив любопытным глазам красные носки на подтяжках.
