Частное мнение некоего бакалейщика.
В подъезде пахло кошачьей мочой.
Странно.
Кошки в городе не то, чтобы вовсе не водились, нет, Катарине случалось встречать и их, но… они держались как-то наособицу, сторонясь, что людей, что каменных коробок. А тут запах…
И лампочка не работает. Выкрутили? Разбили? И главное, не понять, зачем… Катарина сунула руку в сумочку, нащупала широкую ленту кастета.
У нее и револьвер имелся, но…
…револьвера она побаивалась. А кастет…
Успокоиться.
Сосредоточиться. Это лишь кажется, что темнота непроницаема. На деле она рыхлая, в ней есть место слабому свету луны, который пробивается сквозь окна… и звуки… Катарина закрыла глаза.
…гул.
Это трубы… заменить надобно бы, и жильцы не одну уже петицию составляли…
…скрип… где-то сбоку, за стеной… стены в доме тонкие, если не картонные, то почти.
…вздох. Совсем рядом. Сквозняк по ногам. По ногам сквозняк, как будто где-то приоткрыта дверь… куда дверь?
Никого нет.
Или тот, кого нет, хорошо прячется.
…это он избавился от лампочки. В прятки сподручней играть темнотой… ты ведь думала об этом, верно? О неслучайности писем, о бабочках и девушках… о том, чего он ищет… и что, однажды оказавшись рядом с Катариной, не устоит…
…шеи коснулось что-то холодное, и Катарина едва не завопила. Удержалась. И в следующий миг едва не рассмеялась от облегчения. Нет, это не прикосновения, это все тот же сквозняк, которого здесь быть не может…
…не могло бы…
…если бы…
Двери.
Одна из них приоткрыта. И Катарина, кажется, знает, какая именно. Ей бы хотелось ошибиться. Она с отчаянием человека, дошедшего до грани, надеется ошибиться, но все одно тянется к ручке. И дверь скользит беззвучно, пропуская Катарину в узкий коридор. И уже здесь, в полумраке – тьма любезно рассеялась, она останавливается.
Видит.
Ногу в белом шелковом чулочке.
Задранные юбки.
Запрокинутая голова… лица не разобрать, но…
- Это не я, - сказал человек, погладив мертвую Нинель по волосам. – Я не хотел… я…
…он никогда-то прежде не выглядел настолько жалким.
Растерянным.
- Я любил ее…
Он всхлипнул и поднялся с колен, ухватился дрожащею рукой за стену, но покачнулся, упал бы, когда б стена эта не стояла столь близко.
…темные разводы.
…и руки будто в дегте испачканы. Только это не деготь.
Нож упал, беззвучно лег на ковер.
- Руки, - велела Катарина севшим голосом. – За голову.
- Я ее любил… я любил ее, понимаешь? – он не спешил поднимать руки. Стоял. Раскачивался, будто не до конца осознавая, что же случилось. – А она… с-сука… если бы ты знала, какая она сука… крутила, вертела… потом плюнула… конечно, разве я ей нужен был… кто я? И кто она… но ничего… свиделись…
…на вызов приехали быстро.
Харольд.
И Хельга с ним. Худая. Длинношеея. На цаплю чем-то похожая. Зачем она здесь? Ведь никогда-то прежде она не стремилась попасть на место преступления. Более того, Хельга всячески сторонилась этой вот части своей работы, а тут вдруг…
Харольд хмур.
Конечно.
Происшествие. Чрезвычайное.
- Вот же… - Харольд прошелся по квартире, заглянул в уборную. Хмыкнул, увидавши розовую ванну в розовой же ванной комнате. Покачал головой на салфетки с салфеточками. Не побрезговал он и в нижнем белье покопаться, впрочем, без особого желания. Вытащил двумя пальцами кружевные панталончики, покрутил и вернул.
Пальцы вытер платочком.
- Бывает же такое. Кто бы мог подумать, что наш Ильгвар этакий ревнивец…
…Вересковского увели.
Он не сопротивлялся. Был тих. Спокоен. Будто не в себе.
- Думаете, это он?
- А разве у вас есть сомнения?
И взгляд такой пристальный, внимательный. Под этим взглядом становится не по себе. И вправду, какие могут быть сомнения? Катарина ведь сама застала Вересковского над телом? С ножом в руке… и так знакомо.
До мути знакомо.
- Все объяснимо… он был знаком с потерпевшей. Так? – Харольд вытащил упаковку с чулочками, которые, надо полагать, отправятся вовсе не к вещественным доказательствам. Почему-то об этом подумалось с едкой неприязнью. – Конечно… скорее всего имели место некие отношения… которые закончились болезненным разрывом. Вы ведь тоже заметили, насколько он нетерпим к женщинам? А поверьте моему опыту, такая неприязнь на пустом месте не появляется.
За чулочками появилась упаковка с туалетной водой.
И маленький серебристый флакончик.
- Фарцевала, - беззлобно заметил Харольд. – И образ жизни вела не самый пристойный. Небось, на этой почве и не сошлись. Может, встретились, вспомнили былые деньки… только дамочке вскоре надоело. Какой со следователя прибыток? Нет, я эту породу знаю хорошо… им надо, чтоб мужик при бабках был и только…
- Но…
- Хотите возразить?
Катарина открыла сервант.
Газеты не было.
И конечно, эта газета ничего бы не доказала, но… газеты не было. И Нинель, которая могла бы рассказать что-то важное, тоже не было… и конечно, есть шанс, что все это – случайность, но…
…про Нинель она рассказывала лишь Нольгри.
…а тот…
- И правильно. Нечего здесь возражать. Совершенно нечего, - повторил Харольд с нажимом. – Я благодарен за бдительность. Можете быть свободны…
- Я… - Катарина вытянулась в струнку. – Хотела бы с ним поговорить.
- Зачем?
- Понять… хочу понять, зачем он ее убил.
- Из ревности, - не скрывая раздражения сказал Харольд. – Или из корысти. Может, дамочка фарцевала и не поделилась. Или еще что. Какая разница?
Разница была.
И эта разница мешала поверить.
Нольгри?
Нет, ему-то зачем? Он собирался поработать с Нинель, он заинтересован в том, чтобы Учителя взяли… и не заинтересован, чтобы на Особый отдел пала тень… нет, это слишком уже.
- Иди, - Харольд махнул рукой. – У тебя, кажется, есть чем заняться.
- Да, есть…
…есть князь, который вдруг решил поиграть в капризного аристократа.
…есть осознание, что Катарина сглупила, поддавшись на эту провокацию, а ничем иным игра не могла быть.
…есть Нинель с ее маленькой тайной. Теперь та останется нераскрытой. Газетенка… в лучшем случае отправилась она в мусорное ведро, но… нет, в этом доме не принято было просто так избавляться от вещей, даже ненужных. А следовательно, газета превратилась… во что? В ручку для корзинки? В заготовку под рамочку? Или просто послужила однажды заменой тряпки, вытерла лужицу варенья…
