…не о проклятии.
…не о крысах и узнике, что стал законною их добычей… кем он был? Особой королевской крови, лишним в своем семействе. И этакая малая услуга позволила проклятому роду подняться. Кости его и по сей день лежат здесь, неупокоенные.
Разве Зигфриду не хотелось бы оказать иную услугу уже нынешнему королевскому роду? Ему ведь нужны друзья…
…позже.
…пусть тьма расскажет о том, что происходило сейчас.
И она, послушная, плеснуло в лицо густым запахом крови. А с ним — и криком. Потом засмеялась звонко и сплела полупрозрачный девичий силуэт.
Она стояла на носочках.
Юна.
Обманчиво невинна.
Темные волосы волной закрывали лицо. Тонкие руки тянулись, отнюдь не затем, чтобы обнять Зигфрида. Он ощутил холод, исходящий от призрака.
Надо же… не степенное привидение фамильного замка, которое, пусть и после смерти, а все одно пребывает в плену собственной благовоспитанности. Нет, дикий призрак.
Обиженный.
Жаждущий мести и, что хуже, жизнь. Позволь такому коснуться, и пропадешь.
— Стой, — велел Зигфрид и раскрыл ладонь с выбитой на ней татуировкой. Знак Хельма заставил призрак попятится.
— Дай, дай, дай… — бледные пальчики зашевелились. — Дай, дай, дай…
— Чего ты хочешь?
Впрочем, ответ Зигфриду был хорошо известен. Он вытащил из-за манжета посеребренную булавку.
— Договор? Ты говоришь, что с тобой было. Я позволяю тебе напиться. Три капли.
— Дай! — близость живого лишала призрак остатков разума и воли. Она кинулась было на Зигфрида, но отшатнулась, завыла и, развеявшись было, превратилась в иную тварь.
Темная.
Пожалуй, из тех темных, о которых и ведьмаковские книги пишут с немалою опаской. Длинношеея, с хребтом вытянутым, с ребрами, что виноградными лозами из этого хребта вырастали, переплетались меж собой, шестилапая, тварь была уродлива.
Многоглазая голова ее с трудом держалась на хворостине шеи.
Но пасть она раззявила широко, дабы видны были клыки.
— Дай! — потребовала она, дыхнув на Зигфрида воплощенным страхом. И пожалуй, будь он обыкновенным некромантом, этого хватило бы, чтобы остановить.
Ненадолго.
Но ей бы хватило и малости. Призрачные клыки твари способны были впиться в плоть, выдрать горло, выпуская темный кровяной поток.
Только Зигфрид не был обычным.
Он отступил.
И снял с пояса плеть. Плел ее еще когда-то батюшка, из колдовкиных волос и плетей безвременника, который кличут нечистой травой, потому как растет он исключительно на могилах самоубийц. Плеть змеей скользнула в руку, и тьма отшатнулась.
Кровь.
И правильный заговор. И еще кое-что, не совсем законное и в те времена, когда батюшка был в самой силе, а ныне и вовсе запретное.
Тьма отшатнулась.
А вот тварь не сочла плеть тем оружием, которого стоило опасаться. Клацнув зубами, она взвыла и кинулась на человека.
…такого теплого.
…сладкого.
…живого.
И беззащитного. И тем обидней было, когда человек, отступив в сторонку, просто перетянул тварь по хребту чем-то горячим.
— Не шали, — велел Зигфрид, захлестнув плеть вокруг тонкой шеи. — Будешь дергаться, голову оторву, а это нам обоим добавит ненужной работы.
Тварь скребла когтями, оставляя в камне глубокие борозды. Все-таки интересно, как это у призраков получается, будучи нематериальными, действовать в тварном мире?
Зигфрид кивнул сам себе. Тема была интересной и, пожалуй, стоила работы. А если так, то упокаивать тварь пока нельзя. Пригодится.
Он затянул петлю, перекрывая энергетические каналы, и тварь застыла. Даже полубезумная, она все-таки не лишена была своеобразного чувства самосохранения. И оно подсказывало, что человеку стоит подчиниться. Пока…
…пусть решит, что победил.
…успокоится.
…расслабиться.
…а она подождет. Призраки, в отличие от живых, могут позволить себе долгое ожидание.
…былинка в руках Катарины вспыхнула, показывая, что путь свободен. И все-таки темное нутро подвала не вызывало желания его исследовать. Напротив, захотелось вдруг сказаться слабой и беззащитной, а то и обморок изобразить, лишь бы не соваться туда.
Но Катарина решительно встала.
— Если хотите, — князь, кажется, почувствовал ее нежелание. — Нет необходимости лезть туда обоим…
— Нет, — согласилась Катарина, — но я пойду… а то как-то…
— Понимаю.
Нет, она отнюдь не подозревала его в желании сокрыть какие-то важные факты, но отпускать одного…
— Я первым. Вы за мной. И об одном умоляю, — князь сложил руки. — Только не пристрелите…
— Постараюсь.
Она выдавила вялую улыбку. И револьвер убрала.
Тьма расступилась.
И сомкнулась за спиной Катарины. Она была плотной, тяжелой, что бархатная портьера в школьном зале… на постановки Катарину не приглашали. Таланта у нее не было.
…никаких талантов не было.
…и нет.
…старик Петер ошибся, связавшись с нею… соседская девчонка… эксперимент… как приручить… приручают животных, а она, Катарина, и была зверенышем. Любопытным не в меру, но столь же бестолковым.
…он бы не стал тратить на нее время, будь у него выбор.
…не было.
Тьма шептала. Она всколыхнула все страхи Катарины, обрушив на нее шепот и шепоток… сотни голосов… упреки.
Не сумела.
Не отыскала. Возомнила.
Хрипловатый смех Кричковца… обманули дурочку… обманули…
…плач Нинель… ведь предлагали же… чулочек жалко стало? Чистой захотела остаться? И что теперь… голоса роились, множились, в какой-то момент Катарина остановилась, понимая, что еще шаг и заблудиться в круговерти их.
Она растерялась.
И наверное, потерялась бы, если бы не князь. Он просто оказался рядом и взял Катарину за руку.
И голоса исчезли.
Лестница оказалась не такой и длинной, ступеней десяток и те скошенные, вытертые многими ногами. Низкий потолок. Влажноватый камень. Скобы, в которые, надо полагать, вставляли факелы. И подтверждением догадки — пятна сажи. Узкая горловина коридора. И двери.
У последней сидел некромант.
Прямо на полу сидел. Ноги скрестил. Руку правую на колено положил, а левой удерживал тонкую, что нить, веревку. Веревка же тянулась к бледной девушке, что стояла пред некромантом на коленях.
