Молодость, свежесть, искренность, без всякого там притворства.
Фанечка, между прочим, каждую роль, как жизнь проживает, по новой системе. Не слыхали? Вам простительно, вы человек от театру далекий… и что вчера с Ольгердой? Так не в себе она была. Фанечка к ней заглянула после того, как контракт подписала… зачем? Так сказать хотела.
Чтобы по-совести…
Нет, какое злорадство, помилуйте! Она выше эмоций столь низменных, примитивных даже… просто сообщить… Ольгерда выглядела такой… расстроенной? Пожалуй, что да… задумчивой. Опечаленной. Наверное, все-таки заходил к ней этот… и они поссорились.
А с чего иначе ей расстраиваться?
Нет, потом-то понятно, но вот…
…она ведь прима.
И при деньгах, поклонниках… и пусть старая уже, однако…
Что еще?
Ах… этот ее… родственник… разговор не задался. Ольгерда вела себя безобразно. Высмеяла. А еще сказала, будто… впрочем, неважно, это сугубо дел театральных касается… главное, что потом уже, когда Фанечка из гримерки вышла… эта гримерка не надолго за Ольгердой останется, после того, что она учинила, та с собой разговаривала.
О чем?
О глупостях каких-то… кровь… или еще что-то… не удивило? Нет, отнюдь. Это же театр. Может, роль новую репетировала… в драмах-то любят кому кровь пустить. А тут еще надумали постановку ставить… полицейскую мистическую. Там, представляете, главная героиня обладает удивительным даром видеть мертвых… ужас, конечно, если б так в самом деле, то это ж с ума сойти. И она почти безумна. И помогает полиции… и вот Фанечка решила, что Ольгерда эту самую роль репетирует, даже обиделась, потому как роль обещали ей… но тут к выходу уже готовиться пора было. В нынешней-то пьеске она второй план, однако это не значит, что к работе можно относиться безответственно, как некоторые…
Что?
Ах… да… она шла к себе и встретила Анджи. Тот будто бы прятался… и еще подумалось, что могла бы своему любовничку контрмарку выписать, чтобы не лазил, где ни попадя.
Как выглядел?
Обыкновенно.
Такой, знаете ли, прилизанный… нет, одевается неплохо, но глаза… по глазам сразу видать, когда с человеком не в порядке. А ним точнехонько все не в порядке было. Он еще Ольгердины перчатки держал. Фанечка сразу узнала. Она такие же прикупить думала, но где бедной актрисе до приличных ангажементов…
…нет, перчатки точно Ольгердины.
Из лайки.
И тот еще их в руках крутил, задумчиво так, будто не знал, вернуть или нет… что дальше?
Ничего.
Она на грим пошла.
И потом уже ее отыскали, сказали, что Ольгерда домой уехала. Как? Обыкновенно. Извозчика взяла и укатила… она же ж панна, она ж ногами ходить не умеет. С чего? А никому не сказала… взяла и… и главное, после первого акта… мало, что спектакль не сорвали…
Больше?
Что тут больше… нет, посыльных к ней не отправляли. И никого не отправляли. Заболела? Могла бы предупредить… она и вправду выглядела несколько нездоровой, однако же легкое недомогание еще не повод поступать так безответственно!
Это, между прочим, прямое нарушение условий ангажемента!
И контракт, Ольгердою подписанный, неустойку предусматривает! Театр пострадал… репутация труппы… и это всецело в ее характере взять и… и вы хорошо подумайте, надобна ли вам этакая невеста… вдруг да со свадьбы сгинет в неизвестном направлении…
Это не злословие.
Это жизнь такая… где обретается? Так известно где. Недалеко тут квартиру снимает. И в приличном, если хотите знать, доме…
…утро выдалось солнечным.
Нарядным даже.
И тесные улочки, залитые светом, казались просторней, убогие дома выглядели почти прилично. Серые простыни, которые здесь вывешивали над улицей, обрели невиданную белизну, и даже черное пятно пепелища выглядело почти нарядным.
— Знаете, — вынужден был признать Себастьян. — До знакомства с вами тутошняя жизнь была уныла и лишена всякой живости, которую ныне, без сомнения, обрела.
— Полагаете, в этом моя вина?
— Отнюдь… просто совпало, но все же… согласитесь?
Катарина согласилась. Так ей, наверное, было проще.
Пепелище было черно-серым, что нарисованный на земле огромный глаз, который пялился в небо, надеясь именно там отыскать ответы.
Себастьян тоже поглядел.
Ишь ты, синее.
Яркое в кои-то веки. Солнце в желтом мундире да со свитой редких облачков… потеплело. Знать бы, надолго ль? И от земли пар поднимается, но это не от солнца — хорошо горело. И свезло, что огонь, будто почуявши, что хватает у воеводы иных дел, соизволил ограничится одной-единственною избой.
Пусть и выгорела она дотла.
А заборчик вот остался.
И калиточка скрипучая. И ржавое ведро без дна, насаженное на кол, что вражья голова. Ведро слабо блестело росяным боком. Прятались в пыли реденькие незабудки.
Пахло гарью и паленым мясом.
Расхаживал по пепелищу черным грачом некромант, который и при свете-то дня выглядел зловеще. И никто-то из полицейских, коих собралось изрядно — околоток за всю историю свою не помнил, чтобы столько и сразу — не смел приблизиться, нарушить таинство непонятного обряду.
Да и вовсе…
Люди тихо переговаривались, и Себастьяну доставались обрывки чужих мыслей.
…пустили петуха, и думать нечего…
…да ну, сам прокурился…
…последний разум… а еще некромант, называется… хорошо, что только себя попалил, а мог бы весь город…
…а все одно, неспокойное место… кто бы тут стал жить…
…у кого за душой ни шиша…
…некромантам платят иначе, не чета нам с тобой… только этот дурень все на зелье…
Разговоры были унылы в своей предсказуемости. И, конечно, могло статься так, что говорившие говорили все верно, однако чутье Себастьяново подсказывало: простоты ждать не след.
И вправду, Зигфрид остановился в центре черного пятна, раскрыл руки, голову запрокинул, вперившись в небо невидящим взглядом…
— Еще один… на нашу голову, — сказал кто-то, не особо чинясь. — Ненормальный…
— Некромант же ж, — возразили.
И Себастьяну подумалось, что в том имеется свой резон. Нормальные некроманты явление столь же редкое, как и адекватные ведьмаки. Профессия что ли сказывается?
Зигфрид стоял так долго.
А потом, когда зрители уже утомились — не происходило ровным счетом ничего зловещего, ни тебе мертвецов из-под земли, ни воронов, которые бы слетелись на зов, ни полчищ крысиных или еще каких — отряхнулся, сгорбился как-то и быстрым шагом направился к забору.
