Моей прекрасной племяннице Ларсон Роуз Ли.
Тетя любит тебя, Лолли!
Глава 1
Озеро Комо, Италия
Апрель 1933 года
Если мой муж не погибнет при попытке совершить эту глупость, я и сама могу его прикончить.
На берегах озера Комо стоял чудесный весенний день, но мои мысли занимала не погода и не дивные виды на озеро, окруженное синеватыми, покрытыми туманом горами, что лежали передо мной. Я стояла на балконе виллы, прикрыв рукой глаза от солнца, и смотрела, как гидроплан нырял вверх-вниз и скользил высоко над блестящей водной гладью. За его штурвалом сидел мой муж Майло, и сказать, что я была недовольна, — значит выразиться очень мягко.
Утро началось без малейшего намека на надвигавшуюся опасность. Майло проспал дольше обычного, и после завтрака я решила прогуляться вдоль берега. Вернувшись час спустя на виллу, я обнаружила наспех нацарапанную записку от Майло о том, что он собирается полетать на гидроплане. Мне пришлось дважды ее прочесть, чтобы убедиться: я не ошиблась. С учетом того, что он, насколько я знала, ни разу в жизни не сидел за штурвалом гидроплана — или вообще любого самолета, если уж на то пошло, — перспектива открывалась довольно тревожная.
Однако я не могла сказать, чтобы это меня сильно удивило. Еще вчера Майло жаловался, что для катания на водных лыжах слишком холодно, так что, похоже, он решил использовать другой, более рискованный способ покалечиться.
Более того, я совершенно точно знала, кто в ответе за то, что приобщил его к новому опасному времяпрепровождению. Это Андре Дюво, наш сосед. Его вилла находилась рядом с нашей, и в моем муже он нашел единомышленника в том, что касалось гонок, азартных игр и, очевидно, риска для жизни. Неудивительно, что они быстро подружились.
Самолет резко устремился к воде, и моя душа ушла в пятки. Я машинально вцепилась в край каменного вазона, стоявшего на небольшом возвышении у перил. Когда казалось, что аэроплан неминуемо рухнет в воду, он задрал нос и снова взмыл ввысь. Внезапно у меня появилось отчетливое ощущение, что Майло знает о том, что я на балконе, и нарочно меня пугает.
Я наблюдала за тем, как самолет карабкался все выше и выше, пока больше не смогла смотреть на это, развернулась и вошла в комнату. Если уж Майло решил убить себя, я не собиралась любоваться тем, как он это сделает.
Примерно через час я услышала приближение чьих-то шагов к двери гостиной, где я изучала французский журнал мод и надеялась, что мне не придется летом носить траур.
В комнату вошел мой муж в сопровождении Андре Дюво. Оба были одеты в рубашки с короткими рукавами и заправленные в сапоги брюки, что, как я полагала, должно составлять экипировку авиаторов.
За несколько недель, проведенных нами под средиземноморским солнцем, Майло загорел. Темный цвет лица подчеркнул черноту его волос и сделал его голубые глаза еще ярче. Однако я была не в том настроении, чтобы восхищаться тем, как он был хорош этим утром с взъерошенными ветром волосами. Я сделала все, чтобы никак не выдать своего облегчения от того, что он благополучно вернулся домой.
— Значит, ты вернулся живым? — спросила я, откладывая журнал.
— Вижу, ты нашла мою записку, — с улыбкой ответил Майло. Он подошел и наклонился, чтобы чмокнуть меня в щеку, затем устроился на стоявшем напротив стуле. Его явно не ввело в заблуждение мое напускное равнодушие. — Не надо было волноваться, дорогая. Ты же знаешь, что никто не возвращает меня на землю так, как ты.
Я воздержалась от язвительной ремарки и повернулась к нашему гостю, перестав делать вид, что все в порядке.
— Мне следовало бы очень на вас разозлиться, мсье Дюво.
Он улыбнулся.
— Позвольте мне извиниться, миссис Эймс. Я был бы глубоко потрясен, оказавшись у вас в немилости.
Несмотря на свои французские имя и фамилию, он говорил почти без акцента, проведя, по его словам, большую часть детства в Англии. В настоящее время он проживал в Париже, помимо других мест, но озеро Комо было его любимым пристанищем. Он владел здесь большой виллой вместе с несколькими аэропланами, на которых часто летал.
— В любом случае я не могу возложить вину всецело на вас, — сказала я мсье Дюво, когда тот садился. — Майло всегда поступает так, как ему заблагорассудится.
Учитывая то, как Майло любил рискованную жизнь, я полагала, что мне повезло в том, что до этого он не летал. К счастью, мы не собирались долго оставаться на Комо. Мы сняли виллу всего на полмесяца и намеревались в течение недели вернуться в Лондон. Проведя прошлый месяц на Капри, мы начали планировать возвращение домой, когда Майло вдруг решил, что не будет лишним посетить озеро Комо. Конечно, я хотела подольше побыть в Италии — мы прекрасно проводили время, чему благоволило знакомство с мсье Дюво.
— Значит, я прощен? — с нажимом спросил мсье Дюво, весело сверкая глазами.
— Да, — смилостивилась я. — Полагаю, да.
Он снова сверкнул ослепительной улыбкой, и я подумала о том, как трудно долго сердиться на мсье Дюво. Как и мой муж, он обладал чрезвычайно привлекательной внешностью и невероятным обаянием — перед сочетанием этих качеств было очень трудно устоять. Волосы у него всегда находились в некотором беспорядке вне зависимости от того, летал он на самолете или нет. За короткое время нашего знакомства я неоднократно видела, как женщины краснели под удвоенным натиском его теплых темных глаз и шаловливой улыбки.
— Это мне нужно искать прощения, — обратился к нему Майло. — Моя жена не одобряет эти аэропланы.
— Я в полной мере ценю преимущество аэропланов, — возразила я. — Мне не нравится то, что мой муж находится на высоте трехсот метров над землей.
— Уверяю вас, миссис Эймс, у вашего мужа задатки прекрасного пилота. Еще несколько вылетов, и мы, возможно, пройдем квалификацию на соревнования на кубок Шнейдера.
Я вовсе не была уверена в том, что Майло может пристраститься к полетам, не говоря уже об участии в состязаниях гидропланов. Будь это так, я бы точно нашла что сказать, но теперь не время для подобных дискуссий.
— Вы останетесь пообедать, мсье Дюво? — спросила я.
— Предложение заманчивое, но, боюсь, у меня нет времени. Утром я возвращаюсь в Париж, и до отъезда у меня очень много важных дел.
— О, я не знала, что вы так скоро уедете, — сказала я.
— Я и не собирался, однако появились… некоторые обстоятельства, требующие моего внимания.
«Женщина», — сразу подумала я. Та осторожная манера, с которой он говорил о неотложном деле, навела меня на подозрения о том, что здесь замешаны дела сердечные. Я полагала, что дама оценила бы его полет к ней. Довольно романтичный жест.
