— Как-то это все немного натянуто, — заметил Майло.
— Она знала, что мы встанем на ее сторону и найдем другого злодея, которого можно обвинить в убийстве.
— Эймори, я знаю, что ты действуешь из лучших побуждений, но, по-моему, ты не до конца проработала эту версию. — Муж говорил спокойно и сдержанно, и я внезапно поняла, что он изо всех сил старается не разозлиться. Майло редко проявлял свои истинные чувства, но сейчас, казалось, он с трудом сдерживался.
— Я знаю, что в это нелегко поверить, — осторожно произнесла я. — Мне самой не хочется в это верить. Но свидетельства…
— Все твои так называемые свидетельства шли бы к чертям, — ровным тоном сказал он.
Я поняла, что Майло не шутит. Его просто так не поколебать. Я не знала, чувствовать ли облегчение от его уверенности или же терзаться от того, что он намеренно отметает мои соображения.
— Ты не учла одного — ты совсем не знаешь мадам Нанетт. Не так, как я. Она никогда бы не совершила подобного.
— Вот поэтому-то я и боялась тебе рассказывать. Я знала, что тебе это не понравится и ты не захочешь меня слушать.
— Я тебя выслушал. Просто я с тобой не согласен.
— Возможно ли, что на твой разум влияют чувства к ней? — тихо спросила я.
— Нет.
— Ты ведешь себя нелогично.
— Неужели? — Майло говорил по-прежнему спокойно, но глаза его потемнели так, как я никогда за ним не замечала. — Я, кажется, припоминаю твою реакцию на похожую ситуацию. Когда твоего бывшего жениха обвинили в убийстве, ты была готова пойти на что угодно — биться насмерть, если понадобится, — чтобы доказать его невиновность. Никакие слова не могли поколебать твоей уверенности в том, что он этого не совершал.
— Я оказалась права, — возразила я.
— А теперь я так же прав.
Наши взгляды встретились, и я поняла, что больше по этому поводу говорить нечего.
Я не знала, что делать дальше, однако Майло, похоже, все уже решил. Он поднялся.
— Прошу меня простить, — сказал он. — Боюсь, тебе придется ужинать одной.
— Майло… — умоляюще начала я. Мне не хотелось, чтобы разговор закончился размолвкой.
Он не ответил, даже не оглянулся, направляясь к двери и выходя из номера.
Я горько вздохнула. Меня раздирали сомнения. Возможно, Майло прав. Он знал мадам Нанетт гораздо лучше меня. Но тут меня посетила еще одна мысль. Возможно, зная ее очень хорошо, он понял все с самого начала.
Я прикинула все, что говорило в пользу подобного вывода: его внезапную потерю интереса, его пренебрежение к моим доводам и попытки уговорить меня бросить это дело. Он даже старался убедить мадам Нанетт уехать из Парижа. Возможно ли, что он начал подозревать, кто убийца, и постарался пустить меня по ложному следу?
У меня засосало под ложечкой. Я уже не знала, что и думать.
Майло просил меня верить ему. А могла ли я ему верить? Вот в этом я не была уверена.
Не зная, чем заняться, я взяла альбом, подаренный мадам Нанетт. Листая страницы, я разглядывала сохраненные ею фотографии Майло, воспоминания, собранные ею. С каждой страницы на меня смотрели доказательства. Это была женщина, движимая любовью, а не та, кто затаил бы горечь и ненависть.
В глубине души я чувствовала, что Майло прав. Мадам Нанетт — милая, очень заботливая женщина, и что бы ни произошло между ней и Элиосом Беланже, мне не хотелось верить, что она его убила. Я видела в ее глазах скорбь, когда она говорила о смерти матери Майло. И я не думала, что мадам Нанетт смогла бы лишить Серафину Беланже отца.
Тут мне в голову пришла еще одна мысль. Майло упорно отказывался верить в виновность мадам Нанетт, однако не стои́т ли за этим нечто большее, чем его привязанность к ней? Вдруг он знает что-то, чего не знаю я? Что, если в убийстве виновна не мадам Нанетт, а кто-то другой?
Для меня стало очевидным: Майло что-то предпринимает втайне от меня. Я не думала, что он это скрывает из-за противозаконности своих действий. На самом деле я склонялась к тому, что он ведет самостоятельное расследование.
Полученная им записка явилась очередным тому доказательством. За пару секунд, что видела ее, я запомнила адрес. Возможно, я смогу с ним встретиться там и выяснить, чем он занимался. По крайней мере, это представлялось мне единственным вариантом.
Нельзя оставаться в бездействии.
Повинуясь чутью, я пошла в спальню, достала свой пистолет с инкрустированной перламутром рукояткой и положила его в сумочку. Я искренне надеялась, что причин воспользоваться им не возникнет.
Потом я накинула пальто и отправилась искать мужа.
В записке говорилось о десяти часах вечера. У меня было в запасе больше часа, когда такси остановилось у названного мной дома. Я расплатилась, вышла из машины и только тогда поняла, почему адрес показался знакомым. Это был бордель, до которого мы проследили Мишеля Беланже.
Мне стало любопытно, почему мой муж получил записку с этим адресом. Ясно было одно: он отправился не в игорное заведение.
На другой стороне улицы я заметила кафе. Размышляя над тем, что оно может оказаться идеальным местом для наблюдения за борделем, я увидела знакомую фигуру, с противоположного направления идущую к зданию. Я стояла в тени и поэтому могла наблюдать, оставаясь незамеченной. Хотя было довольно темно, этого человека я бы узнала везде. По улице шел Майло.
Он подошел к двери и постучал. Борясь с нахлынувшим негодованием от того, что увидела мужа у подобного заведения, я могла лишь предполагать, что у него была очень веская причина быть здесь. По крайней мере, лучше бы она таковой оказалась.
Через мгновение дверь открылась, и Майло исчез в доме.
Я стояла, гадая, что же мне делать. Хотя мне никогда не доводилось бывать в борделях, мне не очень-то хотелось предоставлять его самому себе в подобном заведении. Хотя я была уверена, что за этим визитом кроются какие-то скрытые мотивы, я устала от его лжи и отговорок. Мне нужно выяснить, что же происходит.
После минутного колебания я поспешила за ним и постучала в дверь.
Я ожидала вопросов от привратника, однако он впустил меня, удостоив лишь внимательного взгляда.
Я вошла и огляделась. Я не знала, чего мне ожидать, но интерьер заведения очень походил на кабаре, которое мы посетили вчера вечером. Было накурено, горел приглушенный свет, вокруг площадки для танцев, где какая-то женщина пела грустную песню, стояли столики и стулья. Почти за всеми столиками сидели мужчины в вечерних костюмах, перед ними стояли бокалы с напитками, а на коленях сидели полураздетые дамы.
Майло стоял у входа в зал, и я направилась прямо к нему. Он ушел из гостиницы, разозлившись на меня, но мне казалось, что мы с ним квиты, если речь идет о негодовании. Ему придется объясниться.
