— Я тебя не помню. Мы с тобой ссорились раньше?
— Ты так купался когда-то с моим русским другом. Его имя — Валери́, а подругу его звали Катя. Вспомнил?
Плотное и мускулистое тело яхтсмена как-то внезапно обмякло.
— Что тебе от меня надо?
Отступив на шаг назад, Глеб пристально осмотрел лысого с головы до ног.
— От тебя лично — ничего. Ты мне не симпатичен. Скажи своим девушкам, чтобы не визжали так нехорошо. Мы с тобой просто погуляем здесь минуту-другую. Поговорим. Потом ты, милый петушок, вернешься к своим прелестным курочкам.
— А…
— А иначе — в воду, в воду. Понял?
Частые публичные паданья с пирса в прибрежные волны очень уменьшают личный потенциал даже очень уверенных в себе мужчин.
— Хорошо.
Лысый покорно сделал первый шаг по причалу.
— Рассказывай.
— О чем?
— Что ты делал в тот вечер, когда убили Катю?
Ответ был быстр, но неубедителен.
— До полуночи я сидел в баре.
Внимательно выслушав собеседника, капитан Глеб с укоризной посмотрел на него сверху вниз.
— Разве я похож на вашего комиссара полиции?
— Он черный…
— А я, по-твоему, глупый?
— Ладно… Мы пили с ней тогда вместе. Она была очень расстроена, не хотела ехать с ним, ну, с твоим другом, на их яхту. Он тоже был не один. С кем-то говорил, потом исчез. Она сказала, что у нас есть час. В тот вечер Катя не хотела заниматься сексом у меня на яхте, она чего-то тогда боялась.
По всему было видно, что лысый не лжет, а просто подробно и внимательно рассуждает.
— Мы подъехали на причал по отдельности, быстро переправились с ней отсюда на «Зенит», но ничего тогда не успели. Она, хоть и была сильно пьяная, но услышала голоса, испугалась и приказала мне прыгнуть за борт. Я прыгнул… Наши яхты стоят рядом. Вон там, — и взмахом руки усатый распутник показал на залитый солнцем простор гавани.
Наступила очередь Глеба остановиться и задуматься.
— Ты говоришь, голоса? Кто-то подплывал на разъездной лодке к «Зениту»? Их слышала только Катя? Это с ее слов ты говоришь мне о нескольких голосах?
— Нет, в «динги» был не один твой друг. Я сам слышал их разговор еще с борта «Зенита» и потом, когда плыл.
— О чем они говорили?
— Не знаю. Не понял, да и не до этого мне тогда было…
— Ла-адно…
Глеб потер кулаком подбородок.
— Спасибо, драчун. Ты мне сегодня очень помог.
Оказавшись в безопасности, усы опять победно вздернулись вверх.
— А ты что, охаживаешь в отсутствие своего друга его черненькую подружку? — лысый крепыш противно подмигнул в сторону, куда убежала Марисоль.
— Все русские мужики обязательно обращают внимание на чернокожих. Это ваши интернациональные обязательства?
Последние слова яхтсмен крикнул из своей уже почти отошедшей от причала лодочки, одной рукой обнимая соскучившихся блондинок, а другой управляя мотором.
— Держи!
Ответ Глеба Никитина был справедлив.
Мокрый кончик точно и сильно брошенной им причальной веревки нечаянно, но с очень неплохим оскорбительным эффектом хлестнул по загорелой лысой голове…
Марисоль дернула его за рубашку.
— Ни одного свободного катера у Эппла сейчас нет. Давай возьмем здесь любую лодку. Никто не обидится…
Опустившись на колено, Глеб потянул за капроновый швартов, провисший в голубовато-зеленой воде.
Славный сюрприз ожидал их у борта «Зенита». Стройная яхта-тримаран была похожа на самолет, лежащий на воде. Мощные, слегка изогнутые вверх крылья соединяли центральный корпус с удлиненными боковыми поплавками. У подветренного правого к яхте была привязана та самая, Валеркина, «динги».
— Да, она… А как же тогда?..
Марисоль не договорила и легко вспрыгнула на борт яхты.
«Значит, они были здесь с Катей не одни. Или он на дне залива, или добрался отсюда до берега вплавь, или… Его увезли?»
— Ты уверена, что Катя запуталась именно в этом канате?
— Да, я видела еще раньше схему в полицейском участке. Ее нашли вот здесь, на носовом якорном.
Капитан Глеб внимательно осмотрел все канаты, идущие с борта «Зенита» в воду, к якорям. Потом, спустившись в каюту, поочередно перебрал чашки, ложки, тарелки. По одному выставил на просвет граненые, с пояском, чистые стеклянные стаканы.
«Из дома, что ли, он их привез?»
Порванный спичечный коробок, маленькие ножницы, монетки в уголке столика, пустая пепельница. В умывальнике — два одинаковых водопроводных вентиля.
«Зачем ему на яхте два?»
Из одного крана покапывала вода. Глеб намочил пальцы, попробовал капли на вкус.
«Ясно, забортная… Кто-то недавно включал насос, в трубе еще немного осталось».
На столе в пустой банке из-под кетчупа торчали остатки двух унылых орхидей.
«Кто может любить такие цветы? Вонючие, расплывчатые, хищные…»
Все шесть ножей стояли, втиснутые в свои щели в тяжелой деревянной подставке из красного дерева. В шкафчике единой стопкой блестели металлические рюмки. Глеб осторожно, держась за тонкие ободки, посмотрел и их на свет.
«Протерты старательно».
Салат на пластмассовой тарелке «завял», в порванном прозрачном пакете валялся одинокий кусок черствого хлеба.
— Все здесь на месте? Посмотри, пожалуйста.
Марисоль присела на диванчик, обвела небольшую уютную каюту рассеянным взглядом.
— Валера учил меня управлять гоночной яхтой. В этом сезоне он хотел участвовать в «Антигуа-рейсинг». Через две недели…
«Ну, подружка, постарайся, не подведи. Последнее испытание для тебя…»
— Ты никогда не встречалась на острове со странным большим европейцем? Говорят, он немой, не может разговаривать. Такой же сильный, как и Валерка. А?
— Нет, не могу вспомнить.
Девушка машинально перебирала и расставляла в бортовом шкафчике маленькие банки со специями. Переставила с крайней на дальнюю решетку газовой плиты низкий чайник. Потом привстала, высунулась в узкий люк наружу, обвела взглядом палубу.
— Вот. А это важно?
— Что такое? — Глеб Никитин насторожился.
— Ручка для лебедки… Валера обычно ее укладывал не сюда, а под порожек. И меня всегда ругал, если я не так делала… Он никогда не оставил бы ручку в ватервейсе, у самого борта. Точно!
Марисоль подняла тяжелый металлический рычаг, покачала его в руке и заботливо положила на место. Они вместе внимательно, одинаково низко наклонившись над палубой, осмотрели яхту от носа до кормы, потом перешли на боковые корпуса и поочередно исследовали и их.
