Я обожала годы их раннего детства, когда мы были друг для друга всем. Хлоя, милая моя детка, могла заснуть, только прижавшись ко мне, она посвящала мне все свои рисунки и давала клятвы, что никогда со мной не разлучится. Лили, маленький комик, мастеривший себе накидки из моих юбок и все время требовавший лепечущим голоском страшных историй: «Ну, позалуста, позалуста, мамочка, любимая моя». Наблюдать, как они растут, стало для меня наивысшим блаженством, самым прекрасным, что только может быть на свете.
У меня сохранился полный шкаф вещиц, с которыми я не в состоянии расстаться. Первые пижамки девочек, пустышки, все их рисунки, даже те, которые ни на что не были похожи, «очень миленькие камешки», которые Лили приносила мне каждый вечер, собирая их по дороге, когда мы возвращались из садика, гипсовая повязка Хлои, ползунки, молочные зубы, первые пинетки, мобильник, который напевал им песенки, пока они не заснут: «Баю-баюшки, бай-бай, ну-ка глазки закрывай», и столько еще всего памятного. Я перебираю их редко, потому что меня сразу начинают захлестывать воспоминания. Меня предупреждали когда-то, мол, время летит быстро. Но я и не представляла, до какой степени быстро.
У меня такое ощущение, что все мы сидим в автобусе, который неотвратимо следует по заданному маршруту, общему для всех людей. Там мы встречаемся, теряемся, иногда сближаемся и оказываемся рядом, порой сопровождаем друг друга до конечной остановки. Его движение нельзя затормозить, остановить хотя бы на несколько мгновений… Единственное, что мы можем, – это сделать наше пребывание в нем более или менее приятным.
В этот автобус я вошла тридцать семь лет назад, в то время рядом с моим сиденьем находились два человека: мои родители. Пока из него не вышла мама. Я продолжила путь одна, но отец и бабушка всегда оставались где-то поблизости. Рядом со мной сел Матиас, став моей опорой. Затем появилась Хлоя, а потом Лили.
С тех пор как они сели в автобус, путешествие обрело свой единственный смысл. Несмотря на рывки, ухабы, неприятности и несчастья, я рада, что продолжаю ехать в этом автобусе. Я знаю, зачем я в нем оказалась. Но во мне уже живет предчувствие неизбежной разлуки. Она приближается, все быстрее с каждым часом. Скоро Хлоя сменит место. Потом настанет очередь и Лили. Конечно, я порадуюсь за них, но буду оплакивать себя. Ибо пейзаж за окном утратит великолепие, сиденье покажется неудобным. Да и само путешествие потеряет для меня интерес. Я буду просто смотреть в окно, наблюдая через стекло, как мимо проносится моя жизнь.
Я не претендую на то, что я хорошая мать. Дочерям моим плохо, значит, я совершала ошибки. После каждого принятого мной решения, после каждой своей реакции на что-либо я спрашивала себя, а верно ли я поступила или подумала? Любое, самое незначительное на первый взгляд действие неизбежно влечет за собой последствия. Родители подобны канатоходцам: они идут по натянутому канату между двумя крайностями – «слишком» и «недостаточно» – с очень хрупким грузом в руках.
Нужно оставаться внимательным, но и не допустить, чтобы ребенок решил, что он – центр Вселенной; нужно уметь доставлять ему удовольствие, но не пресыщать; нужно питать его, не перекармливая, но и не лишая необходимого; нужно доверять ему и все же сохранять дистанцию; нужно научить его быть добрым, но не сделаться козлом отпущения; нужно уметь все ему объяснить, но никогда не оправдываться. Ребенок должен научиться расходовать себя и вовремя отдыхать; любить животных, но и остерегаться их; вы же должны играть с ним и давать ему время поскучать. Пусть ваш ребенок будет полностью самостоятельным, но лишь при условии, что вы всегда остаетесь настороже. Вам необходимо быть терпимым, но не бесхребетным, твердым, но не жестоким; необходимо интересоваться его мнением, но не позволять ему принимать решения; вы должны научиться говорить правду о трудных вещах, не причиняя ущерба его невинности. Вы обязаны любить ребенка, но не душить его своей любовью, защищать, но не держать в темнице. Вам нужно научиться держать ребенка за руку и одновременно не лишать его возможности удаляться от вас.
Мне думалось, что это небольшое путешествие может стать нужным и верным решением. Последние годы мне приходилось много работать, чтобы сводить концы с концами. И я была уверена, что мое постоянное отсутствие и явилось причиной неважного состояния моих дочерей. Казалось, что совместная поездка и постоянное общение позволят нам залатать эти дыры. Но я совсем не учла того, что мои дочери уже далеко не трехлетние. Материнских объятий недостаточно, чтобы они легко справились со своими проблемами.
Может, Хлоя и права. Может, мне и не стоило разлучать их с отцом. Вполне вероятно, что, если бы у меня в их возрасте была мать, мне было бы с кого брать пример и я не совершила бы столько ошибок.
Я вернулась в наше жилище и закрыла за собой дверь. Приблизилась к Хлое, толком не зная, как поступлю дальше – накричу на нее или попытаюсь что-то объяснить. Она подняла на меня искаженное гневом лицо. Передо мной была женщина – налитая агрессией, ненавидящая меня. Но где-то из глубины ее глаз, темно-синих, почти черных, доставшихся ей от отца, на меня по-прежнему смотрела моя малышка, которая молила меня о помощи.
Лили
21 апреля
Дорогой Марсель!
У нас здесь далеко не все идет как по маслу, и это еще мягко сказано!
Во-первых, произошла крупная ссора. Я услышала крики, это был голос Хлои, а когда вошла в трейлер, она уже была в маминых объятиях и твердила, как ненормальная, «прости, прости», и при этом обе плакали.
Все это напоминало мюзикл, только без музыки. Я спросила, не резал ли кто лук, но они не ответили. Честно говоря, Марсель, я не понимаю, какой толк в том, чтобы проливать столько слез, особенно если все мы знаем, что на нашей планете такой дефицит воды.
Однако настоящая драма была впереди. У меня до сих пор, как вспомню, мурашки бегут по телу. Мы были в Скансене, это такой музей под открытым небом, там словно бы остановилось время, целый город из старинных построек, люди, одетые в костюмы былых эпох. Мы посетили старинные галантерею, типографию, школу и побывали в мастерской стеклодува, короче, полное впечатление, что мы перенеслись в прошлое. Мне там очень понравилось, и я наслаждалась экскурсией, пока мама не заметила, что я все время потихоньку почесываю голову. Она захотела посмотреть, я отказалась, но, увы, она просто не оставила мне выбора, будто я не хозяйка своего тела, а кто-то вроде временного жильца, и она его настоящая владелица.
Настоящий ужас начался, когда она обнаружила вшей: мама отскочила назад, крича, что это страшная зараза и надо немедленно найти аптеку, чтобы извести ее на корню. Тогда я ответила, что лучше уж сразу извести меня целиком, что и речи не может идти о том, чтобы убить моих вошек: если уж они выбрали мою голову, чтобы на ней поселиться, то отнюдь не ради этого, и что я беру их под свою защиту. Мне в какой-то момент показалось, что глаза мамы сейчас вылезут из орбит. Хлоя так смеялась, что у нее лились слезы, вероятно, она подумала, что это мое новое изобретение для того, чтобы заставить маму вернуться домой, однако на этот раз все было взаправду. Тогда мама неожиданно со мной согласилась, и мы провели остаток дня как ни в чем не бывало.
