Я не похоронила его, а положила в полиэтиленовый контейнер и завтра отпущу на свободу, сбросив с Нордкапа
[48] вместе с прахом прадедушки.
Хлоя и мама были весь день ко мне очень добры и старались не разговаривать между собой. Но я знала, почему они сердились друг на друга. Из-за Кевина.
Пришло время нам прощаться, Марсель, потому что у меня больше нет ни сил, ни настроения писать. Знаешь, уже дважды существа по имени Матиас покидали меня.
Целую тебя.
Лили
Анна
Нордкап.
Два месяца назад моя Вселенная состояла из моей квартиры, ресторана, убивавшего меня морально, и дороги, соединявшей обоих. Тогда Нордкап был для меня абстрактным названием, которое я услышала от бабушки, когда она рассказывала мне о своих путешествиях в прошлом.
И вот сейчас я очутилась на самой северной точке Европы, после того как пересекла целый континент на трейлере вместе с дочерьми. От обыденной жизни нас отделяло больше четырех тысяч километров.
Я выключила зажигание. Сейчас уже десять вечера, а светло, как днем. Всю дорогу меня сопровождало ничем не нарушаемое ледяное молчание. Лили скорбела по Матиасу, Хлоя дулась.
– Девчонки, сделайте над собой усилие ради этого особенного момента!
Мое предложение было встречено недовольным бурчанием. Вряд ли бабушка именно так представляла себе атмосферу, сопровождавшую последнее дедушкино путешествие. Достав урну, я спрятала ее под пуховик.
– Я не уверена, что здесь позволено разбрасывать прах, так что постараемся быть осторожными!
Мои слова натолкнулись на полное отчуждение. Хлоя поправляла перчатки, Лили гладила свой маленький пластиковый контейнер. Мы отошли от трейлера и направились к нашему первому полуночному солнцу.
Вид, открывшийся нам с вершины скалы, ошеломлял. С трехсотметровой высоты мы смотрели, как под нами простирался, сливаясь с бесконечностью, Северный Ледовитый океан. Заснеженная скала четко вырисовывалась на фоне бледно-голубого неба. Солнце начинало садиться. Мы встали за барьером безопасности и стали ждать полуночи.
Лили, казалось, не замечала открывшейся перед нами завораживающей красоты. Хлоя с трудом сдерживалась, чтобы не начать восторгаться увиденным. Напряженные моменты куда легче проживаются в обычной серенькой квартире.
Без пяти минут двенадцать несколько десятков присутствовавших вместе с нами людей смолкли как по команде.
Ровно в полночь, когда солнце во всей своей красе отразилось в воде, вместо того чтобы исчезнуть за горизонтом, все громко зааплодировали, в воздух взлетели пробки шампанского. Сильные эмоции обладают свойством объединять тех, кто их разделяет. Я почувствовала, что окружавшие меня люди удивительно близки мне, в чем-то необъяснимом все мы были похожи. Украдкой я бросила взгляд на дочек: они стояли с раскрытыми от восхищения ртами и улыбались, глаза их искрились счастьем, им снова было по три годика.
Мы подождали, пока собравшаяся толпа рассеется.
– Лили, хочешь, начнем с Матиаса?
Она покачала головой. Подбородок ее мелко дрожал.
– Все в порядке, это уже сделано.
– Неужели? Но когда?
– Когда люди зааплодировали, я подумала, что сейчас самое время. Он улетел, как звезда.
Хлоя нежно погладила сестру по щеке, потом быстро спрятала руку в карман, словно ничего не произошло.
– Ладно, тогда мы сделаем то, о чем просила меня бабушка, – сказала я, – Хлоя, снимешь видео?
Сняв перчатки, я достала из-под пуховика урну. Оглянувшись, я еще раз убедилась в том, что никто не обращал на нас никакого внимания. Вдалеке я разглядела Франсуазу, Франсуа, Луизу и Луи, возвращавшихся в кемпинг.
Когда я открывала урну, меня переполняло волнение, ведь я знала, как это важно для бабушки. Дедушку я плохо помнила, когда он умер, мне было всего шесть лет. Вспомнилась отчего-то прогулка с ним в лесу, как он учил меня ворошить палкой прелые листья, отыскивая белые грибы. Вспомнился его хриплый голос, покашливание. Ломоть хлеба, который он натирал долькой чеснока. Больше ничего.
Вытянув руку на всю длину, я перевернула урну, чтобы развеять прах дедушки, который полетит дальше – к Великому Северу
[49].
До свидания, дедушка.
– Что это?! – воскликнула Хлоя.
И тут я увидела, что вверх, к Великому Северу, взмыли золотистые крохотные частички, а вовсе не пепел. Это был песок.
Я заглянула внутрь урны и увидела там конверт, приклеенный скотчем ко дну. Внутри оказался сложенный вчетверо лист бумаги, исписанный почерком бабушки. Хлоя и Лили прижались ко мне, и мы вместе стали читать.
Детка моя!
Представляю сейчас твое изумление и посмеиваюсь втихомолку. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю, потому ты без труда поймешь, что моя авантюра имела единственную цель: помочь тебе.
Вот уже многие годы я вижу, как ты сражаешься с жизнью. Ты защищаешься, как львица, но она не щадит тебя. В этом поединке дозволены любые приемы. Давно присутствуя на этом матче, я просто обязана вдохнуть в тебя новые силы, вдохновить, но, увы, я чувствую себя такой беспомощной.
Потеря работы – это для тебя шанс. Возможность начать новый раунд. Когда ты сказала, что хочешь уехать, но поделилась своими сомнениями, я испугалась, что ты не дойдешь до конца, свернешь с пути. Моей обязанностью было дать тебе нужную мотивацию. Я знала, что ради меня ты это сделаешь.
Жизнь стала твоим противником, сделай же ее своим союзником.
Ты часто говорила, что только дочери составляют смысл твоей жизни, что ты очень страдаешь от того, что проводишь с ними слишком мало времени, что, начни ты все сначала, ты все сделала бы по-другому. Тебе не удастся все начать сначала, но ты можешь выбрать другой путь.
Знаешь, детка, я стою гораздо ближе к концу, чем к началу, и почти вижу финишную черту. Ноги мне давно отказали, остальное тоже не в лучшей форме, все, что у меня осталось, – это мои воспоминания. Я часто переосмысливаю то хорошее, что было в моей жизни: путешествия, любимые книги, фильмы, которые нравились, но есть и другое, никогда не покидающее мой разум, это – твоя мама, твой дедушка, ты, Хлоя, Лили, мои родители, моя бабушка…
Все когда-нибудь кончается, детка. Гнев, разочарование, хлопоты, радость, усталость. Все, что нам остается до последнего вздоха, будь они в этом мире или в мире ином, – это люди, которых мы любили.
