Я бы подарил тебе красивые украшения,
Цветы для твоей квартиры,
Духи, которые сводят с ума,
Я создам царство,
Где королем будет любовь,
Где любовь будет законом,
Где королевой будешь ты
[70].
Судя по заимствованиям, малыш Луи полностью исчерпал свое вдохновение.
Я вошла в наш дом на колесах первой, счастливой, что сделала такие удачные фотографии в рыбацкой деревне. Красные и желтые домики бесподобно отражались в невозмутимых водах фьорда, получились самые настоящие открыточные виды!
Прежде всего я хотела проверить, ответил ли Кевин на сообщение, которое я послала сегодня утром.
«Я скоро вернусь, надеюсь, мы увидимся. Я часто думаю о тебе. Целую».
Да, он ответил, и довольно-таки определенно.
«Оставь меня в покое».
Швырнув телефон на банкетку, я вышла, не произнеся ни слова. Мне нужно было поскорее остаться одной и все обдумать. Я прошла через стоянку и отправилась вдоль дороги, куда глаза глядят. Дальше должен был открыться потрясающий вид на фьорд и деревушку.
Похоже, невезение сегодня меня преследовало – я набрела на сидевшую в траве Луизу, закрывшую лицо ладонями. Я пошла дальше, стараясь двигаться как можно тише, чтобы она меня не услышала, но у этой чумы был на редкость тонкий слух. Она вздрогнула и посмотрела на меня.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
– Ничего.
– А почему закрываешь рот рукой?
– Ни почему, не твое дело.
Она была красной как рак. Может, невезение преследовало сегодня вовсе не меня? Я села рядом.
– Тебе выбили зуб?
Она отрицательно тряхнула головой, брови ее были сдвинуты. Я продолжала настаивать:
– Тогда что? Покажи мне, ты все равно не сможешь постоянно держать руку возле рта!
Луиза подняла плечи, глаза ее налились слезами. Она потихоньку отвела руку, и «рана» явилась моему взору.
Рот Луизы украшали великолепные коричневые усы.
– Что это?
– Ну, я хотела сделать эпиляцию, но воск оказался слишком горячим, и у меня вокруг рта образовалась корка.
Я сказала себе, что ни в коем случае не должна издеваться, ни в коем случае. Честное слово, я попыталась. Но видели бы вы ее тогда, с этим ее обалдевшим видом и коричневыми усами! Вы тоже вряд ли бы удержались.
Мне удалось подавить смех. Он клокотал внутри меня, не срываясь с губ, и, возможно, там бы и остался, если бы Луиза не прыснула первой. Хуже всего было то, что корка ее растянулась, причинив ей боль, и она одновременно и стонала, и покатывалась со смеху, не отрывая пальцев от уголков рта. Я больше не могла с собой бороться. Смех, поднимавшийся откуда-то из глубины живота, преодолел все барьеры сострадания и взорвался – громкий, сумасшедший, от которого заломило все тело и полились слезы. Луиза тоже залилась безумным хохотом.
Когда в конце концов мы обе успокоились, спустя довольно продолжительное время, мы растянулись рядом на траве с мокрыми от слез щеками.
Я пришла в себя первой и вытерла лицо.
– Тебе повезло, это сейчас модно.
– Да, как и маленькая грудь, – пошутила она.
Как знать, может, она и не так уж недостойна моего внимания.
Вернувшись на стоянку, мы держались по-прежнему, словно и не провели вместе целый час в разговорах. На улице сидел Диего и курил, я подошла к нему. У меня из головы не выходили его слова о детях и родителях.
– Что, плохое настроение? – спросил он.
– Все в порядке. А как вы?
– Я тоже в порядке, уж лучше, чем Эдгар, который все время спит. Надеюсь, он не оставит нас до возвращения домой.
Очевидно, сжалившись надо мной – а я широко раскрыла глаза от удивления, – он улыбнулся.
– И все же, что тебя беспокоит, какая-нибудь сердечная история?
– Можно и так сказать…
Он глубоко затянулся и потом выпустил дым, не сводя глаз с фьорда.
– Знаешь, детка, если бы я мог прожить жизнь заново, зная все то, что я за нее узнал, я был бы намного счастливее. Мы часто беспокоимся на пустом месте. Не все то, что мы считаем дурным, на деле оказывается таковым, и наоборот.
– Что вы имеете в виду?
– Когда мне было двадцать два года, я попал в серьезную велосипедную аварию. У меня было несколько переломов, но больше всего я переживал из-за другого: в этот день я не смог попасть на вечеринку, о которой мечтал всю неделю. На ней я должен был встретиться с одной молодой женщиной, которая мне очень нравилась, Люси. Весь день я пытался убедить врачей разрешить мне туда сходить, но безрезультатно. Я их проклинал. На вечеринке Люси сблизилась с молодым человеком из соседней деревни и перестала отвечать на мои письма. Меня это сильно расстроило, и я счел, что жизнь кончена. А месяц спустя я встретил свою Мадлен. В том же году моего брата – а мы с ним были очень близки – назначили директором стекольного завода, на котором он работал. Это стало огромной радостью, никто из нашей семьи никогда не взлетал так высоко. Ему приходилось начинать работу с раннего утра и заканчивать поздним вечером, но ничто не могло охладить его энтузиазм. Однажды поздно вечером, возвращаясь домой, он не вписался в поворот. Погиб на месте. И подобных примеров у меня десятки. Не пострадай я в велосипедной аварии, я не встретился бы со своей женой. А если бы мой брат не получил повышение, может, прожил бы гораздо дольше. На протяжении всей нашей жизни мы только и делаем, что думаем о том, что с нами случается, радуемся или сожалеем. А между тем должно пройти время, чтобы мы поняли, стоило нам радоваться или сожалеть. В жизни нет ничего застывшего, все течет и изменяется. И не грусти, пожалуйста, возможно, то, что с тобой произошло сегодня, как раз и есть большое счастье.
Я внимательно выслушала старика, и его мудрость, по-видимому, передалась мне, поскольку, входя в свой дом на колесах, я задавалась вопросом: то, что он мне сообщил, – хорошее ли дело с его стороны или не такое уж и хорошее?
Анна
Полночь. Мы в последний раз видим солнце в это время суток. Завтра мы покинем Будё
[71] и пересечем Полярный круг в обратном направлении.
Парковка, где стояли трейлеры, находилась на вершине холма, с которого просматривались весь город и море. И мы с девочками решили использовать наше удачное местоположение по полной программе и вволю насладиться раскинувшимся перед нами неповторимым пейзажем. Сидя на большом камне, укрытые от ледяного ветра пушистым одеялом, мы восхищались магическим зрелищем солнца, которое словно отказалось от сна. Мы не разговаривали. Столько эмоций, что никаких слов не требовалось.
