В конверте оказались банкноты разного достоинства, и у меня возникло ощущение, что я сорвала банк в «Монополии»
[12]. Я прошла с Тони в его кабинет, и мы подписали документ, подтверждающий окончание нашего трудового соглашения.
– Сегодня был твой последний рабочий день, – добавил он. – Обойдемся без предварительного уведомления.
– Не уверена, что мы можем так сделать…
– Послушай, Анна, получив от меня кругленькую сумму, неужели ты собираешься и дальше мне досаждать?
Я опустила голову, слов у меня не было. Получается, я здесь в последний раз. Я даже не успела попрощаться с нашими самыми верными клиентами Андре и Жозианой, которые приходили сюда каждую среду в течение десяти лет, вот их столик возле окна; не попрощалась с Бертраном, Джамелем и Диланом, бравшими комплексные обеды в полдень и всегда оставлявшими несколько монеток, помимо ресторанных талонов; с Марленом, приходившим выпить чашечку кофе по вечерам, чтобы развеять на несколько минут свое одиночество.
– Ладно, спасибо, Тони. Знаешь, работать было тяжело, но мне здесь нравилось.
Мне показалось, что в его глазах что-то блеснуло. Он тут же отвернулся и посмотрел на вход.
– Я знаю, ты отлично работала. Ну что ж, не все так просто… Ладно, пора закрывать, жена меня уже ждет.
На улице было холодно. Тони начал запирать дверь на ночь, затем неуклюже приложился к моей щеке.
– Надеюсь, найдешь себе что-нибудь приличное.
Я не смогла ему ответить, а поспешила к своей машине, приказывая слезам оставаться на месте.
В машине я пересчитала деньги.
За́мок, конечно, на них не купишь, но достаточно, чтобы погасить долги и, затянув пояс потуже, не бояться судебных исполнителей еще месяца два-три. А если повезет, я смогу найти более высокооплачиваемую работу, которая позволит мне зарабатывать немного больше, чем приходится тратить. «Это непредвиденное увольнение – как знать, возможно, не такой уж плохой выход», – подумала я тогда, трогаясь с места.
Но теперь тревога вернулась. А что, если мне придется месяцами искать работу? Что, если я вообще ее не найду? Что, если мы окажемся на улице?
Поднявшись с постели с твердым решением не позволять негативным мыслям завладеть мной и парализовать мою волю, я вынула «беруши», которыми была вынуждена пользоваться утром, поскольку сосед сверху вообразил себя Мэрайей Кэри
[13], которая проглотила Гару, и вышла из своей комнаты.
Со вздохом я закрыла стеклянную дверь гостиной. Лили всегда оставляет ее открытой, как зимой, так и летом, словно из ее мозгов начисто вымарано понятие «закрой за собой». Грязные тарелки от вчерашнего ужина по-прежнему стояли на журнальном столике. Если их сейчас убрать, девочки будут пребывать в уверенности, что это и есть моя главная функция, а если оставить – через месяц квартира превратится в свинарник. Открывая дверь в туалет, я как раз обдумывала, как мне найти верный способ приобщить их к хозяйственным делам, как вдруг моему взору открылась задница – белая, абсолютно незнакомая задница, причем прямо у меня перед глазами. Голый мужчина мочился в мой собственный унитаз!
– ААААААААААААААААААААААААААААААААА! – заорала я.
– ААААААААААААААААААААААААААААААААААА! – ответила тем же задница.
Я быстро закрыла дверь, повернув ручку, чтобы не дать незваному гостю ускользнуть, продолжая при этом кричать. Пока я прикидывала, как мне воспользоваться телефоном, остававшимся в моей комнате, и сообщить полиции, на мой зов примчалась растрепанная Хлоя.
– Хлоя, не подходи, там, в нашем туалете, голый мужик!
Она густо покраснела. Я все поняла.
– Кстати, Хлоя! Что ты здесь делаешь, почему не в лицее?
Нет ответа. Да и так ли мне нужен ответ, если моя дочь стоит передо мной в одних трусиках?
Я открыла дверь в туалет, голая задница промчалась в комнату Хлои, не вдаваясь в объяснения. Двумя минутами позже, уже одетый, незнакомец покинул квартиру. На какое-то время оставшись одна, я постаралась унять дрожь и заодно смириться с очевидным: дочери моей уже не пять лет. Затем я пошла к ней в комнату.
– Ты не считаешь нужным объяснить все это?
Лежа на разобранной кровати и глядя в потолок, она плакала. По ее щекам бежали потоки слез.
– Хлоя, ответь. Это твой парень? Как давно вы вместе? У тебя сегодня нет занятий?
Я подошла к ней и села на кровать. Она бросилась в мои объятия, ее тело сотрясалось от рыданий. Но я твердо и решительно оттолкнула ее.
– Хлоя, ты должна мне все рассказать. С каких пор ты спишь с этим парнем? И что ты сейчас делаешь дома?
Она вытерла слезы, села, опершись о стену, прижала колени к груди и посмотрела мне прямо в глаза:
– А ты? Что ты делаешь дома?
Хроники Хлои
Люка больше не отвечал на мои сообщения. Я клялась и божилась, что понятия не имела, что мама была дома, обещала, что такого никогда больше не повторится, но все напрасно: он притворился мертвецом.
Я ждала на балконе, когда он привезет почту, но оказалось, что его перевели в другой район, потому что Соня вернулась к работе. Я бы очень хотела пойти к нему, но… я наказана. Мама разрешает мне только посещать лицей и выходить на балкон – это сущий ад. Вдобавок ко всему теперь она целыми днями сидит дома. Я чуть ли не должна спрашивать у нее разрешения, чтобы сходить в туалет. Хорошо бы как-нибудь ускорить время и оказаться сразу через три месяца, три недели и один день, когда я наконец стану совершеннолетней.
Впервые в жизни я оказалась под домашним арестом. Сурово, что и говорить, но куда хуже другое: мама мне больше не доверяет. Я ее разочаровала.
Она задала мне кучу вопросов, ей хотелось все знать. Я не ответила ни на один, и тогда она принялась рыться в моих вещах. А тот, кто ищет, всегда найдет.
Когда она обнаружила у меня пакетик презервативов, ее лицо побелело.
Найдя упаковку противозачаточных таблеток, она стала багровой.
Когда мама нашла кубик гашиша, она вышла из моей комнаты.
Я пошла к ней позже, вечером. Они с Лили смотрели телевизор. Глаза у мамы были красные. Я сказала, что сожалею о случившемся. Она раскрыла руки, и я прижалась к ней всем телом.
Когда она гладила меня по голове, я почувствовала, что ее сердце бьется сильно-сильно.
– Поговори со мной, моя птичка, – прошептала она. – Скажи, что у тебя не так. Как я могу тебе помочь?
