– Подожди, пока она не свернет за угол.
Потом она ушла, а я не поняла этого. Пока не стало слишком поздно.
Я закончила паковать вещи, подумала и спустилась вниз. Я написала отцу: брать резиновые сапоги? – и собралась приготовить себе что-нибудь поесть и лечь пораньше.
Только теперь я заметила, что в кухне было идеально чисто – мама, наверное, спускалась, пока меня не было. Я подумала, не позвать ли ее на чай. Я позвала ее:
– Мам? Мам, хочешь чашечку чая?
Нет ответа.
Я прокралась назад в ее комнату и остановилась у двери. Я тихонько постучала.
– Мам? Извини за утро. Хочешь что-нибудь поесть?
Я слышала, как зашуршало одеяло, как включился телевизор и звук какой-то викторины становился все громче и громче.
– Мам? – повторила я, на этот раз почти крича сквозь невыносимый шум. – Мам, ты там?
Затем я услышала ее хриплый голос, перекрикивающий раскаты голосов, почти невыносимо громкий:
– Если ты действительно поедешь с ним, не возвращайся. Тебе лучше собрать вещи и сразу поехать к Элизабет! Поняла?
– Хорошо, – крикнула я в ответ. – Отлично. – Притворившись, что все нормально, что я занята своими делами, я спустилась вниз, разогрела суп, включила телевизор и плюхнулась на старый потрепанный диван в углу кухни.
Я сидела там, пока не стемнело, на самом деле не обращая внимания на то, что шло по телевизору, какое-то реалити-шоу или комедия. Я не нашла ничего получше и не могла сделать усилие, чтобы как-то отвлечься от шума наверху. Но я и не хотела. Завтра я уезжаю. Меня здесь нет, в буквальном смысле. Я еду на запад – это ведь на западе, да? – со своим отцом. Когда я встала, чтобы налить себе что-нибудь горячего и лечь спать, вошел Малк, и я подпрыгнула от неожиданности.
– Извини за опоздание, – сказал он. – Они нашли тело. В чемодане. Я был в Хемеле в Хампстеде. – Он потер глаза. – Это было… на самом деле, это было просто ужасно.
– Тебе нравятся ужасные тела, Малк.
– Может, я старею. – Он устало пожал плечами.
– О, Малк, – сказала я, внимательно глядя на него. – Ты ел?
Он проигнорировал вопрос.
– Что происходит? – Он указал наверх, где шум телевизора все еще гремел по всему дому.
– Ну… Мама. Она так громко смотрит телевизор уже пару часов.
– Почему?
– Я… Я ее расстроила. – Я не знала, с чего начать. – Извини, Малк.
Малк поднял голову:
– Не извиняйся, дорогая. Это совсем не твоя вина. – Он огляделся, словно побуждая себя к действию. – Пожалуй, я выпью чаю. Может быть, с чем-нибудь покрепче. – Он взял с полки две кружки. – Присядь.
Малк, такой щепетильный во многих вещах, любит, чтобы его чай был заварен как надо. Я с благодарностью села на один из кухонных стульев.
– Не понимаю, почему она так себя ведет, – сказала я после паузы. – Я… Как она может просто лежать в постели и не хочет ничего тебе объяснить? Или мне? Как она так может?
Он ответил не сразу.
– Нина, дорогая, – сказал он наконец. – Не думаю, что можно вот так смириться с тем, что произошло… правда? Ты думала, что твой отец погиб. Теперь ты знаешь, что она знала правду. Мне кажется, теперь вопрос в том, считаешь ли ты, что она тебе врала. – Он протянул мне кружку чая. – Ты ведь понимаешь.
– Тебя это устраивает?
– Ты знаешь… да, – ответил он. – Ей было тяжело.
– Я знаю, что было тяжело, – сказала я. – Я, черт возьми, знаю.
– Ну, ты всего не помнишь, Нинс, – мягко сказал он. – Ей пришлось много с чем смириться.
– Да, но… – Я замолчала.
– Не просто смириться, – сказал он. – Я имею в виду, ей пришлось так долго лгать.
– Так ты правда не знал?
– О, я понял это совсем недавно. Может, когда тебе было четырнадцать или пятнадцать. После предыдущего раза на твой день рождения, когда она слегла. Тогда я понял, что он не может быть мертв. – Чай обжигал, и я поморщилась. – Выпей молока.
– Как же ты тогда догадался?
– Она всегда шутила. Злилась, можно сказать. Чувствовалась какая-то дурная энергия, а о мертвых так не говорят. Поэтому я задумался. И решил, что у нее должна была быть веская причина думать, что он ушел навсегда.
– Почему, черт возьми, ты просто не спросил ее?
– Я пытался, поверь. Но она закрылась. Она так о многом молчала, Нина, удивительно, что она была в состоянии жить все эти годы. Я верил, что он жив, и знал, что если так, а она скрывает это от нас с тобой, то должна быть причина. И это, конечно, стоило ей очень дорого. Я не хотел, чтобы ей пришлось все это выносить. Знаешь, за эти годы она перенесла слишком много.
– Ох. – Я посмотрела на него. – Ты хороший человек, Малк.
Малк усмехнулся и потянулся за банкой печенья. «О нет. Съешь одно».
– Наверное, я тоже должна была догадаться, – сказала я.
– Нет, Нинс, нет. Она не хотела, чтобы ты знала. Я в этом уверен. Думаю, она хотела тебя защитить.
Я чувствовала, как бурлит в животе, и я сказала:
– Ты знаешь про все остальное? Про дом и про бабушку? И почему он вернулся?
– Ну, конечно, нет. Я не думаю, что она знает. Но она никогда не доверяла ему, поэтому надо еще узнать, почему он приехал. – Он пожал плечами. – Послушай. Это большие новости, я знаю. Но это ничего не меняет. Она все еще твоя мама, и замечательная мама, и я все еще… Я все еще твой отчим. И я не хочу произносить высокопарных речей, поэтому просто скажу, что ты для меня как дочь и ты была такой с того момента, как я впервые увидел тебя со спутанными волосами и крошечным личиком, спрятанным в какую-то книжку про балет. Ты всегда будешь для меня такой, и для меня было большой честью тебя воспитывать. Понимаешь? – Он взглянул на меня на долю секунды, потом снова уставился в свой чай.
– Я понимаю. – Слезы жгли мне глаза. – О Малк. – Я встала и обняла его сзади, положив голову ему на спину, а он продолжал помешивать чай, но я видела, что он улыбается. Я знала, что должна сказать ему. – Я встретилась с ним в воскресенье. В гостинице. С отцом. И сегодня. Я видела его в обед.
– Понятно. – Малк подвинул ко мне жестянку с печеньем. Я была поражена его полным безразличием. – Он мой отец, Малк.
– Конечно. Так чего же он хотел?
– Он… он хочет, чтобы я поехала с ним в Кипсейк.
Малк взглянул на меня:
– Почему он хочет это сделать, Нинс?
– Чтобы посмотреть на него. И, ну, он ведь мой, Малк. Так что мне нужно туда.
– Ты уверена, что он твой?
Этот вопрос немного меня озадачил. «Конечно, мой».
