– Извините, – сказала я. – Мне следует… Я не перепутала день?
– Нет, я полагаю, все верно. Ну, входите.
Дверь открылась. В прихожей было прохладно и темно, на полу были черные и белые квадратные мраморные плитки, несколько из них треснули и нескольких не было. Было тихо, за исключением звуков чьего-то пения, глубокого баса. Я поняла, что понятия не имею, откуда в этом большом холодном здании раздавался голос, поэтому я продолжала подниматься по лестнице, надеясь, что кто-то снова закричит.
Когда я дошла до верхнего этажа, я огляделась, не зная, что надо делать. Голова немного кружилась от голода: днем раньше я потеряла сознание в трамвае – ужасно стыдно. Я стояла там, цепляясь за перила, глядя на сломанные и пропавшие балюстрады, надеясь, что не провалюсь сквозь них, когда дверь открылась, и тень, идеальные очертания молодого человека, упала на меня из дверного проема.
Я не смогу описать вам Эл должным образом, не заставив вас посмотреть в окно, если там солнечный день. Посмотрите на голубое небо. Посмотрите на яркость, ясность синего цвета, и то, как ваши глаза потом болят, потому что везде так темно. Вот как это было, увидеть Эл впервые.
– Кого вы ищете? – Тень была настоящей: мальчишеские, стройные, высокие скулы, слегка раскосые темные глаза. Молодой человек шагнул вперед птичьим движением, которое я потом так легко узнавала, и быстро и уверенно, но в то же время осторожно, коснулся моего предплечья одним пальцем. Глаза, такие откровенные, такие полные смеха, слегка изогнутая улыбка, слабый румянец на щеках, тонкие длинные руки, переменный акцент – иногда твердый кокни, иногда Гуги Уитерс, иногда низкий и серьезный, – это была единственная переменчивая вещь в Эл. Я очень изменилась в течение своей долгой жизни – у меня было так много разных версий себя. Эл не мог быть чем-то иным, кроме этого красивого, богоподобного существа, полного радости и юмора, и темного, сладко пьянящего движения, как кошка, потягивающаяся, долго пролежав на солнце.
– Эй, вы в порядке? Вы бледны как простыня.
– Скорее слабая. С самого завтрака ничего не ела. – Я моргнула, осознав свою странную внешность, конский запах твидовой юбки, от которого, я знала, она полностью не избавилась, острый аромат молочно-лавандовой воды, мои шелушащиеся, красные руки. – Я в полном порядке, большое спасибо.
– Ах, да. – Наступила неловкая тишина. – Ну, не думаю, что вы ищете меня, правда? Если только это не мой счастливый день.
Я надменно ответила:
– Конечно, нет. Я ищу мистера… Из «Афины»… «Афины-Пресс». Я на собеседование.
– Этот старый мошенник? Что ж, я удивлен. – У Эл была широкая улыбка, которая, как я заметила, содержала один сколотый зуб, совсем немного придавая ему довольно пиратский вид, хотя в остальном – от гладких темных волос до стройных ног – все было совершенством. Я уже тогда это знала. Сразу. Это было так просто. Мне хотелось протянуть руку, и я все еще чувствую желание своей руки почувствовать эту гладкую, кремовую кожу под своими пальцами. Крошечный всплеск красно-розового цвета на щеках, как липкое варенье в густых сливках. Губы слегка приоткрыты. Глаза, которые внимательно, с любопытством наблюдали за мной, пытались меня раскусить, понять, я ли была им нужна.
– Я не понимаю, почему вы должны удивляться, ведь мы не знакомы.
– Я удивляюсь тем, кто попадается на его хитрости. Он старый жулик.
– Это как? – Я посмотрела вниз, услышав движение на одном из этажей ниже.
– О, это все тщеславная пресса, – сказал Эл. – Заставляет тебя платить ему за публикацию твоей же работы. Все думают, что подписывают контракт с Михаилом Джозефом или Голландцем, а вместо этого платят кому-то за публикацию «Больших приключений маленького котенка», или «Моя жизнь в пуговицах», или что там еще придумает дорогой сэр или мадам. Потом они чертовски бесятся, что книга не продается, и появляются здесь, угрожая прибегнуть к закону, и он иногда возвращает им немного денег, иногда нет.
– Откуда вы это знаете?
– Я послал ему свои мемуары. О том времени, когда я был медиумом в Торки.
– Не стоит быть таким легкомысленным, – сказала я, и мы оба улыбнулись, менее робко, чем раньше.
– Извините. Обычно сюда приходят по ошибке. Так всегда бывает. Мне нравится старый Михаил. Понимаете, он сумасшедший, но веселый. Но он абсолютная змея. Я много раз ему говорил поставить у двери табличку, чтобы люди знали, что это за квартира на первом этаже, но он так и не повесил. – Эл пожал плечами. – Боится, что его узнают, понимаете? Так что теперь я должен раскрыть правду. Могу я спросить, о чем ваш роман?
– Я не писала роман. Я тут ищу работу.
Его брови высоко поднялись над черными волосами. В этот момент подо мной раздался голос: «Ага! Мы здесь. Вы там наверху?»
Я опустила взгляд вниз по извилистой лестнице в темный зал, и оттуда на меня посмотрела фигура с руками на бедрах.
– Я не знала, куда идти. Это… он просто показал мне дорогу.
– Она уже спускается, Михаил.
Михаил помахал:
– Эл, мой сладкий. Доброе утро.
– Доброе. – Эл повернулся ко мне: – Очень приятно познакомиться. Я Эл, как он и говорит. Эл Грейлинг.
Я удивилась.
– Так звали моего отца. Не спрашивайте меня, почему я ношу это имя, это было что-то вроде долга.
– Я… ваша фамилия. Это название бабочки.
– Что? Бабочки? Ой. Я не знал этого.
Это совпадение показалось мне гораздо более интересным, чем семья Грейлинг.
– Да. Это красивая бабочка – по крайней мере, самка. Самец очень неопрятный. – Я покраснела; я все еще пыталась понять, как разговаривать с людьми. – Они любят скалы, меловые… – Я замолчала и посмотрела на Михаила, ожидающего меня. – Мне надо идти. Я прошу прощения…
– Ой. Это очень интересно, – вежливо сказал Эл. – Боюсь, я ничего не знаю про внешний мир. А ваше? Имя, я имею в виду?
– Теодора – ой, Тедди. Парр.
– Хорошо, привет, Тедди Парр. – Мы пожали друг другу руки, все еще глядя друг на друга. – Что ж, удачи. Приятно, что здесь будет кто-то молодой. Заходи как-нибудь, если получишь работу, угощу тебя обедом. Стучи в дверь. Я всегда на месте.
– Ох, – я пошла к лестнице, подняв руку навстречу нетерпеливой фигуре внизу. – А кем вы работаете?
– Я писатель. И это чистая правда. – Эл стоял в дверях, ухмыляясь, затем показал мне большой палец на удачу. Мне хотелось остаться там, но я повернулась и пошла вниз, навстречу своей судьбе.
В то лето, которое я провела в «Афине» с Михаилом Ашкенази, я всегда видела его только в черном. Однажды он взял темно-зеленый джемпер и поиграл с ним, нежно лаская его и надев на голову, но так же быстро снял, пробормотал что-то, и Миша подняла его, когда тот упал на пол.
– Ужасно, – сказал он с содроганием.
