Он замолчал, покраснев, глаза его сверкали от гнева, потом взял кухонное полотенце и принялся протирать им все поверхности, что было полным безумием, потому что: а) я никогда раньше не видела, чтобы он занимался домашним хозяйством, и б) кухонное полотенце досталось мне в наследство от миссис Полл, это была одна из немногих вещей, оставшихся после ее смерти, когда клининговая компания все вычистила. Там была цитата Бетт Дэвис: «Старость – не место для неженок».
– Мне нравится это полотенце, – сказала я после паузы. – Оно принадлежало миссис Полл. Могу я забрать его?
– Нина, это что, шутка?
– Прости, нет-нет. – Я обхватила голову руками. – Оставь себе полотенце.
– Плевать мне на это дурацкое полотенце! – Вены на шее Себастьяна вздулись. – Я хочу знать, как у тебя дела. Что, черт возьми, происходит. Вот и все. А ты не говоришь мне абсолютно ничего!
– Я понимаю. Я знаю. Только это было безумие. Мой отец… Мама… – Я подняла руки. Как объяснить все это: исчезновение отца, уход матери из повседневной жизни, злость Малка. – Это долгая история.
– Я хочу это знать. Перестань отталкивать меня. Ты всегда так делаешь.
– Это уже не твоя проблема, – честно призналась я. – Себастьян, я не знала, как у нас дела, и не хотела тебя впутывать.
– Но, Нина, разве ты не хотела бы помочь мне, если бы у меня были трудности? – Склонив голову набок, он смотрел на меня сверху вниз, скрестив на груди толстые сильные руки, и у меня возникло мимолетное желание, чтобы он просто заключил меня в объятия, чтобы мы могли стоять рядом, обнимая друг друга, не думая ни о чем хоть немного.
– Думаю, да, – сказала я слабым голосом. – Я не это имела в виду.
– Глупая. Я хочу помочь тебе, – сказал он, подходя ближе.
Я провела рукой по его щеке.
– Ты такой красивый, – сказала я. – Мне повезло, что я тебя знаю. – Он пожал плечами. – Но ты не можешь мне помочь. Ты не можешь указывать мне, что делать.
– Я бы никогда этого не сделал.
– Я имею в виду, я хочу, чтобы кто-нибудь это сделал. Мне бы хотелось, чтобы был кто-то, кто обо всем знает, смог бы мне помочь. А никто не знает.
– Я скажу тебе, кто этого хочет, и это моя мать, – сказал Себастьян, прислоняясь к кухонной стойке.
– Поверь мне, твоя мать не хочет иметь со мной ничего общего.
– Ну, я знаю, что ты ей не очень нравишься. Но я имею в виду, с тех пор как она услышала, что у тебя есть какой-то старинный семейный дом и фамильный бизнес, она набросилась на тебя, как на дешевый костюм. – Себастьян сделал глоток вина.
– Это неправда, – сказала я, уже чувствуя себя немного лучше, чувствуя то тепло, которое всегда витало вокруг Себастьяна, и начала оттаивать, как обычно.
– Не совсем, но я заметил, что за последнюю неделю или около того ты очень выросла в ее глазах, и это все с тех пор, как я ей рассказал. Это определенно шаг вперед по сравнению с тем, что было раньше, и когда я говорю о тебе, ей приходится делать паузу на середине разговора, чтобы она могла спокойно помолчать в свой носовой платок.
– О, мило. Ну, я знала, что когда-нибудь покорю ее, – сказала я. – Знаешь, считается, что только женщины могут унаследовать этот дом… – Я замолчала.
– Ты имеешь в виду, что твой отец вне игры? Понял. Так что, если мы снова поженимся, ты будешь хозяйкой, а я – скромным лакеем, обслуживающим тебя и твои нужды, – сказал Себастьян. – Когда мы туда переедем?
Я смущенно улыбнулась ему. Хотя я не видела. Ничего не видела. Знаете, мы все любим представлять себя в новой школе, на новой работе, с новым парнем. Вот как это будет…
Но я не могла представить Кипсейк с тех фотографий и из «Нины и бабочек», не говоря уже о Себастьяне рядом со мной. Это было глупо. Я в большом доме, отдаю приказы слугам, ухаживаю за лавандой – надену ли я стеганую куртку, заведу ли собак и буду ли слушать «Гарденерс Квесшен Тайм» или буду делать мед, прясть и красить шерсть? Я прочитала все, начиная с «Ноггин Ног» и кончая «Захватом замка» я знала, что такое жизнь в древнем замке: рвы, холод, каменные ступени, зубчатые стены, жаркое на вертелах, конюшни? Рощи? Но когда я пыталась представить себя рядом с чем-то из этого, это выглядело неправдоподобно. И впервые я поймала себя на мысли, что сомневаюсь, правда ли все это. Было бы логично, если бы он просто солгал.
– Значит, твой отец уехал, – прервал мое молчание Себастьян.
Я кивнула.
– Мне очень жаль.
– Не стоит, – сказала я.
– Что с ним случилось?
Я покачала головой:
– Я ему не поверила. Я хотела полюбить его… и он был довольно забавным. Но он не очень хороший человек, я имею в виду, он не может таким быть.
– Почему?
– Он сбежал от мамы. Дважды. О, и он врал обо всем. Теперь он тоже врет, я уверена. – Но я подумала о его лице, когда он собирался вернуться в Кипсейк, когда он умолял меня поехать с ним и забрать прах его матери. – Я знаю. Мне его жалко. – Я встряхнулась. – Себастьян, я прошу прощения, что не перезвонила тебе. Я просто не знала, что сказать. – Я посмотрела на него. – Обо всем этом.
– Нет, Нинс. – Его глаза впились в мои. – Честно говоря, нет, это я должен извиниться за то, что доставал тебя. Но я сходил тут с ума, зная, что тебе приходится разбираться со всеми этими делами, с твоими родителями и тебе не с кем поговорить. Ты всегда так делаешь.
– Как?
– Прячешься в кокон. Не отвечаешь. И, по крайней мере, ты могла бы… – Он остановился. – Забудь. Это все звучит дико. Я нытик. А я не хочу им быть. Плаксивым, я имею в виду. С другой стороны, я люблю отчаиваться. Мне это правда нравится и…
Я положила руку поверх его барабанящих по столу пальцев, и он тут же замолчал, и мы посмотрели друг на друга. Я знала, что должна сказать то, ради чего пришла, прежде чем струсить. Я почувствовала тошноту.
– Мы не можем снова быть вместе, – тихо сказала я. – Мы не можем. – Я сжала его руку. – О Себастьян, прости меня.
Веселое улыбающееся лицо было совершенно неподвижно.
– ХОРОШО.
– Послушай, мне бы хотелось, чтобы все было не так. Но это так.
– Неужели?
Мы оба молчали.
– Да, – медленно произнесла я.
– Ты действительно не хочешь посмотреть, что из этого выйдет? – сказал Себастьян. Он отодвинулся и прислонился к холодильнику, все еще скрестив руки на груди, глядя на меня. – Я имею в виду, если мы попробуем еще раз, но по-другому.
Тогда я любила его, за его честность. Никакого мачо, только правда. У Себастьяна была причина быть уверенным в себе: в некоторых людях это могло показаться высокомерием, но не в нем, в его случае это, наоборот, привлекало.
– Я не могу, Себастьян, – прошептала я. – Пожалуйста, не надо.
