– Ха. – Мама подняла брови. – Знаешь, когда я пыталась читать тебе, ты слезала с моих колен и кричала: «Мамочка Полл! Я хочу мамочку Полл!»
– Это ужасно, – сказала я, покраснев. Я осознала, что стою там в своем испорченном платье, мои волосы все еще влажные на затылке. – Мам, это только потому…
– У нее получалось гораздо лучше. У нее все получалось лучше. – Мама поморщилась. – Да благословит ее Бог, но иногда она действительно заставляла меня чувствовать себя паршиво. А потом, оставив нам квартиру и деньги, она стала святой. Ведь я никогда не смогу ей отплатить. Я знаю, что она не хотела так. Я так ей благодарна. – Она замолчала. – Забудь.
Это была наша первая критика в адрес миссис Полл в этом доме.
– Она просто хотела помочь, – сказала я растерянно.
– Да, я знаю. – Мама еще раз обняла меня и успокаивающе похлопала по спине. – Я знаю, милая. Но дело в том, что она… – Она замолчала. – Знаешь что? Теперь все в прошлом. Я не смогу ничего изменить. – Она стряхнула с кухонного стола весь мусор и протянула руку. – Ну, из меня не получилась мама, которая печет пироги и заплетает тебе волосы. Но могу ли я быть мамой, которая хороша в других вещах?
Я взяла ее за руку.
– Ты и была, мама, не глупи. Ты чуть не оторвала ухо Эми, когда она издевалась надо мной. Ты разрешала мне смотреть с тобой «Баффи», когда я была еще маленькая, потому что знала, что мне понравится, и ты была права. И ты напоила меня перед тем, как я поехала в колледж, чтобы я знала, как это ужасно, и никогда не захотела делать это снова. И когда я ушла от Себастьяна и приехала сюда, ты… Ты никогда не говорила то, что я тебе сказала. Ты никогда не отшивала его. – На глаза навернулись слезы, я сглотнула и потянулась за булочкой. – Ты только сказала мне, какой он хороший и как плохо, что ничего не вышло. Ты заставила меня почувствовать себя нормальной, впервые в жизни.
Она уставилась на меня:
– Но ты нормальная, милая.
Я рассмеялась.
– Но я не чувствую себя нормальной.
Мы все еще держались за руки. Я наклонилась через стойку и поцеловала ее в щеку, а она убрала прядь волос с моей челки.
– Ты все еще моя маленькая девочка, – прошептала она, и я услышала, как это сдерживаемое, наполненное болью напряжение лопнуло, как будто я наконец вдохнула после долгого пребывания под водой. Я снова сглотнула, всхлипнула, и она улыбнулась.
– Не плачь, милая. Не плачь из-за меня. Сейчас все хорошо, да?
Возможно, мы всю жизнь ждем, чтобы понять, что наши родители не идеальны. В тот момент я очень любила маму, потому что знала, что она старается. И я поняла, что она, скорее всего, снова подведет меня, и я могла либо позволить этому грызть меня, либо научиться с этим жить и быть благодарной ей за то, что она здесь, что она решила остаться. Я осторожно отодвинулась от нее.
– Давай выпьем чаю, – предложила она.
– Может, выпьем?
– Хорошая идея. – Она достала из холодильника бутылку вина и открыла ее. Первый глоток был восхитителен: пузырьки и прохлада ударили в голову. Мы чокнулись, не совсем понимая, за что пьем, и застенчиво улыбнулись друг другу.
– Этот дом, – сказала я наконец. – Вся эта история с моим отцом. Я не знаю, что делать. Сегодня я встретила кое-кого, кто сказал, что я должна спросить тебя. Что ты знаешь.
– Кто это был? – Мама говорила весело.
– Это долгая история, – сказала я. – Я сказала ей, что ты ничего не знаешь ни о нем, ни о доме. Никто из нас не знал. Это ведь так?
Мама снова глубоко вздохнула.
– Забавно, я кое-что вспомнила, – сказала она, отодвигая один из кухонных стульев. – На нашем третьем свидании твой отец так и не появился. Это должно было быть предупреждением, да? Мы должны были нанять лодку и поехать на пикник в Оксфорд, и он испугался всего этого. Подумал, что я слишком напориста, и уехал к другу на выходные. Я прождала там у моста со своими дурацкими бутербродами с пастой несколько часов. – Она покачала головой. – Я всегда думала, что не знаю о нем ничего жизненно важного. Думаю, мы и сейчас не знаем.
– Как будто есть другая история, которую мы не понимаем? – спросила я, снова задумавшись о Лиз и о книге Тедди…
– Это рамки внутри рамок, не так ли? Мы живем в одной рамке, и есть другие миры в других рамках. Но ты должна попытаться найти его. И этот дом.
– Ты действительно так думаешь?
Она кивнула.
– И я. Но я позвонила адвокатам, – сказала я. – И написала по электронной почте. Они ответили спустя сто лет.
– Это очень странно, – сказала мама, – потому что они смогли быстро связаться со мной по поводу документов о разводе.
– В конце концов они взяли трубку. Они назначили мне встречу с одним из их младших компаньонов через две недели, – сказала я. – Но даже этого я еле добилась.
– Они сказали тебе, где находится дом?
– Нет! Они не отвечают ни на один из моих вопросов. Это так странно. Как будто они не хотят, чтобы я туда ездила. Или как будто все это выдумано…
– Хм. – Мама мрачно улыбнулась. – Ты погуглила? Как он называется?
– Кипсейк. Может быть, он и отмечен на какой-нибудь топографической карте, но я не знаю, где она. А если почитать «Нину и бабочек», то Кипсейк спрятан где-то у широкой реки.
– Это та дурацкая книга, которую вы всегда читали с миссис Полл?
– Это была папина книга, он оставил ее, когда уезжал. – Она неопределенно пожала плечами. – Мам, ты помнишь что-нибудь о нем, о его семье? Хоть что-нибудь?
– Он говорил, что у него очень странная семейная ситуация… но он никогда об этом не рассказывал. Думаю, он любил отца, но к тому времени его отец уже давно умер. Говорил, что не был близок со матерью… И он не часто бывал дома. – Она прищурилась. – Послушай, это было в семидесятых. Люди занимались своими делами. Правда, я помню одну историю про его маму. – Она моргнула. – Пытаюсь вспомнить. Мой мозг затуманен отсутствием активности. Прости меня.
– Все в порядке – мы можем позже об этом поговорить…
– Нет. Сейчас. Что-то есть. – Она прищурилась, глядя на узлы и завитки на столе. – Что он сказал, когда вы встретились? Он сообщил тебе какие-нибудь подробности?
– Не совсем. Он сказал, что дом чудесный. И уединенный. На самом деле он почти ничего не говорил. Но есть фотография моей бабушки, одна из тех, что дала мне Лиз Трэверс, – она на лодке… это, ну, наверное, ручей. Река…
Мамины глаза были закрыты, но она открыла их и посмотрела на меня.
– Ручей. Да. Конечно. Боже.
– Мам?
– Это в Корнуолле, – медленно произнесла она. – Я была там. Он возил меня туда.
– Мам, ты серьезно?
Она дернула себя за волосы, широко раскрыв глаза.
