– Как я могла об этом не подумать? Боже мой, так это он? – прошептала она. – Вот что он имел в виду?
Я схватила ее за руку.
– Когда? Когда ты туда ездила?
– Это был конец первого года, который мы провели вместе. Лето семьдесят девятого. – Она слегка поморщилась. – Боже, боже мой.
– Тебе не надо… – начала я, но она покачала головой.
– Мы ехали из Оксфорда. Ехали несколько часов. Мы остановились в этой деревушке. Хелстон. Хелдоне… Хелфорд. Красивое место. И однажды мы пошли… – Ее рука сжала мое запястье. – О, боже мой, Нинс. Мы пошли в этот дом. Он сказал, что они старые друзья его семьи. Что он читал об этом доме и никогда там не был. Вот трепло! – Она посмотрела на меня. – Прости, милая. Но, по-видимому, мы не смогли войти – нельзя добраться до него по дороге, если не пройдешь несколько миль. Он сказал, что там больше нет дороги, они замуровали ее кирпичом, так что придется плыть…
– На лодке, вниз по ручью, – закончила я за нее, и мы снова посмотрели друг на друга. – Мам, – очень осторожно сказала я. – Вы ходили в тот дом?
– Да, – медленно произнесла она. – Мы так и сделали. Мы наняли лодку, и Джордж отвез нас туда, и я помню, что была так впечатлена, немного удивлена, понимаешь? Потому что он был такой скрытный, понимаешь? Я понятия не имела, что он может делать такие вещи, грести, например. Я дразнила его. Он был очень сердит. Но ведь это так – он вел лодку вниз по реке, вдоль этого ответвления, по ручью. И это действительно было далеко, знаешь, с густыми деревьями на берегах по обе стороны. И мы наконец спустились немного ниже, и он привязал лодку и говорит:
– Мы можем просто подняться. Люди, которые здесь живут, они для меня как семья. – Вообще-то я думала, что он немного гордился, но он был таким, Джордж… Он казался напыщенным, а иногда… Неловким или застенчивым. Он был таким сложным мальчиком. Он был таким красивым, твой папа, но таким неуверенным в себе… – Она замолчала. – Как бы то ни было, мы поднимаемся по лестнице, вырубленной в скале. Мы поднимаемся на вершину, и там есть тропинка, покрытая плющом, и там действительно темно, и он говорит: «Осторожно, не поскользнись», и «Зимой вообще очень плохо», и все такое, а склон и правда крутой…
Она остановилась.
– Он бывал там раньше. Он знал это место. Понимаешь? Но тогда я этого не поняла. Мы целую вечность карабкались по этой тропинке, продираясь сквозь деревья, заборы и все такое, и вот этот… Этот дом. – Она сглотнула. – О, это было странно – смотреть сквозь него и видеть его вот так.
– Почему? Что странно?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Дальше он не пошел. Внезапно он повернул. Сказал, что там кто-то есть и что мы зашли на чужую территорию. – Мамины глаза горели, ее щеки стали алыми. – Мы развернулись, спустились вниз, сели в лодку и поплыли обратно. Больше мы об этом не говорили. Я ничего не знала.
Я моргнула, у меня кружилась голова.
– Но ты видела дом? – сказала я. – Ты там кого-нибудь видела? Какой он?
– Там были ворота, большие каменные ворота с… со львом? Лев и лиса, бодающиеся друг с другом. – Мама говорила медленно. – Это я помню. За воротами виднелся дом – но… О, дорогая, я почти ничего не увидела. Он так зарос. Но из одной из труб шел дым.
– Значит, там кто-то жил.
– Эх. И у него были эти зубчатые стены, идущие вдоль вершины, и он был длинным и низким. Очень старый. А сбоку было эркерное окно. Я это запомнила, потому что училась в Ориел-колледже. Вот…
– Это мой дом, – сказала я. Мы смотрели друг на друга, слегка улыбаясь, не в силах скрыть волнение в голосах.
– Интересно, почему он хотел, чтобы я его увидела?
– Потому что он был влюблен в тебя, он хотел показать тебе его, – сказала я.
– Но потом повернуть назад, уйти…
– Мама. Как думаешь, ты помнишь, как туда добраться?
– Добраться туда? Милая. Ты имеешь в виду самим? – Мама сделала большой глоток вина.
– Я поеду одна, если ты чувствуешь, что не можешь. Но было бы намного лучше, если бы ты была там. – Я теребила кожу вокруг ногтей, не смея взглянуть на нее. Я хотела, чтобы она поехала, но в то же время я все еще немного боялась, что она что-нибудь натворит, все испортит.
– Конечно, конечно, я поеду, – сказала она.
– Ты уверена? – сказала я. – До Корнуолла далеко.
Мама держала меня за руки.
– Абсолютно. Так или иначе, мы найдем этот дом. – Она замолчала. – Если это так. Если это то место. Знаешь, я в это не верю. Я не понимаю, почему никто не говорит тебе о нем правду. Просто для меня это выглядит подозрительно почему-то.
– И для меня. Я не знаю, что мы будем делать, когда доберемся до этого места, – сказала я, отрезвев от этой мысли. – Или что мы там найдем.
– Не важно. Мы действуем! Мы уезжаем завтра! – воскликнула мама, театрально ударив кулаком по кухонному столу. – Я буду готовить еду! Я принесу пастрами и сэндвичи с огурцом из моей страны!
– Ладно, – сказала я. Я знала, что она забудет и я сама сделаю их утром. Но это было нормально. Все было в порядке.
Глава 22
Мы уехали до завтрака в мамином любимом, но потрепанном «Гольфе», после того как я очистила его от привычных остатков обертки от еды, салфеток, футляров для контактных линз и газетных вырезок, которые она вырвала, вероятно, за рулем. После того как мы сильно покачали его вверх и вниз, что было единственным способом запустить древний двигатель, мы уехали.
В дверях стоял Малк и махал рукой на прощание. Я чувствовала, что он, вероятно, думает, что все это предприятие безумное, но не сказал об этом вслух, а я не решилась спросить, чтобы это не услышать. Он отправился в кафе за углом и купил нам свежие круассаны и кофе в бумажных стаканчиках. И хотя мое сердце болело при виде его такой одинокой коренастой фигуры, обрамленной дверным проемом, он стоял, как маленький мальчик, пытающийся стать взрослым, нам пришлось помахать на прощание, и в конце концов мы поехали по пустынной улице.
Накануне вечером я написала Брайану Робсону по электронной почте, что срочные семейные дела заставили меня уехать из Лондона и что меня не будет два дня. И в порыве самосожжения добавила:
Я очень сожалею о том, что не предупредила, и о том, что последние два месяца я не была готова к работе. Я пойму, если вы посчитаете необходимым уволить меня.
Еще не было половины восьмого, когда мы проезжали через Блумсбери, и дороги были пусты, постепенно заполняясь по мере того, как мы двигались на запад, через Пиккадилли и Грин-парк, сворачивая, чтобы избежать огромных затемненных «Ренджроверов», которые даже в это время дня забивали Найтсбридж. Мы миновали «Хэрродз», который когда-то был моим любимым магазином, и «Фоссилз», который я не посещала уже много лет. Он все еще был закрыт. Молодой развязный плейбой сидел за витиеватыми окнами в ярко-желтом «Мазерати», не обращая внимания на окружающих и загораживая большую часть дороги. Мы просигналили ему, чтобы он отъехал в сторону, и, даже не глядя, он поднял средний палец и продолжил играть со своим телефоном.
