Когда-то в далеком туманном прошлом она уже испытала самое настоящее блаженство в то мгновение, когда мужское семя оплодотворяло ее яйцеклетку; способность ощущать это как величайшее наслаждение было свойственно любой женщине ее племени. Даже спустя века в ней жила память о том потрясающем миге.
Для Властителей не был тайной пол еще не родившегося ребенка, и Мириам с Юминисом придумали имя своему мальчику, полюбив его с той наполненной радостью ночи. Затем наступила беременность, год вынашивания плода... и боль потери, которую, казалось, невозможно пережить, когда маленькое мертвое тельце положили ей на живот. Вскоре ее возлюбленный муж последовал за сыном. Ее безграничная любовь и забота оказались бессильны перед странным состоянием, которое овладело Юминисом. Он перестал есть и внешне ничем не отличался от холодной мумии, одни только глаза продолжали сиять... словно неизбежная смерть обрела для него особый смысл, а голод наделил высшей степенью превосходства.
Неужели Юминис не мог смириться с потерей сына, или это было какое-то другое, еще более невыносимое отчаяние? Он, как и Мириам, уважал человеческий разум и, подобно ей, не раз высказывался по этому поводу: возможно, люди уже достигли той стадии развития, когда охота на них становится грехом?
А что, если грех – просто быть Властителем? Что, если охота на разумную дичь – убийство? Наверняка Юминис довел себя до смерти этими вопросами... а еще воспоминаниями о синем безжизненном тельце, которое он так осторожно приложил к ее груди...
Твои родные умирают для всего мира, но остаются жить в твоем сердце. Мириам продолжала любить мужа еще много лет, но в конце концов воспоминания поблекли, как восковые краски на его портрете, который она когда-то заказала у Эратосфена, непоседливого коротышки, настоящего гения из Александрии.
Старая Александрия... ароматы мирры и кардамона, шепоты ночи, шумные базары... Мириам помнила гулкий дворец Клеопатры, Академию с ее огромной библиотекой. Она прочла там все 123 пьесы Софокла, присутствовала на их постановках. Сколько из них сохранилось – кажется, только семь?
За все эти долгие годы она так и не сумела найти того, кто занял бы место Юминиса. Отчасти причиной тому было то, что ее соплеменники собирались только раз в сто лет, и ухаживания допускались только в этот период. Теперь настал момент, когда ни о каком выборе не могло быть и речи – или она найдет кого-нибудь, или никогда не подарит миру еще одного Властителя.
Единственным утешением Мириам оставались ее любовники. Но, разумеется, и они не могли осознать того одиночества, что заставляло ее изменять их природу, создавая в них свой собственный образ.
Она выбирала для себя симпатичных особей, страстных и чувственных, – пол значения не имел, и у мужчин, и у женщин есть свои привлекательные стороны, – и соблазняла их, мягко, нежно, ласковым взглядом и неторопливой рукой. Следующий шаг – в гипнотическом сне наполнить их вены своей кровью, и тогда случалось чудо: избранные ею оставались молодыми еще много, много лет. Мириам говорила им, что они обрели бессмертие, и тем привязывала к себе, как глупых маленьких щенков. Точно так произошло и с этой сладкой красоткой, которая теперь вела ее дом и дела в Нью-Йорке, согревала ей постель и охотилась с ней... близкая ей по духу женщина, такая прелестная и умная, раздираемая ничтожными человеческими противоречиями. Чтобы жить, чтобы утолить голод, бывший доктор Сара Робертс, автор книги «Сон и возраст», в которой она, как утверждала Мириам, «приподняла завесу, скрывавшую великую тайну», должна была убивать людей. Это мучило бедняжку больше, чем всех предыдущих любовников Мириам; ей, врачу, не давала покоя клятва Гиппократа.
Несколько лет тому назад Мириам чуть не потеряла Сару, но сумела ее вернуть. Не мешало бы ей испытывать побольше благодарности и быть поуступчивее, но женщину преследовал пережитый ужас, и Мириам не могла слишком строго относиться к подруге: каково это, лежать в гробу, медленно разлагаясь, но не умирая.
Сара как никто другой до нее в подобной ситуации понимала, что участь ее предрешена. Используя все свои обширные знания в области геронтологии, она пыталась одолеть процесс старения, которому предстояло неизбежно поглотить свою жертву, несмотря на тот факт, что сердце Сары гнало по сосудам кровь Мириам.
Довольно, пора подумать о другом. Мириам всегда удручало то, сколько мук доставляли человеческим любовникам и жизнь, и смерть. Но только не сейчас, только не в ночь, полную нервного волнения, ночь открытия Азиатского конклава. Избранный ею здесь, по крайней мере, будет жить вечно. И Мириам придется ему подчиниться... хотя бы на время беременности.
Итак, впереди – длинные, молчаливые дни, осторожные, медленно ползущие ночи. Именно так все и должно случиться. Она буквально ощутила маленькое тельце в своем животе, на мгновение представив, как после родов обнимет малыша, пока он еще розовый и горячий, словно только что насытившийся Властитель.
...Непонятно, как азиаты выносят этот жуткий климат! И в то же время жара все-таки приятна. Как замечательны длинные дурманящие ночи, которые проводишь на влажных от пота простынях, предаваясь наслаждениям, подвластным только твоим фантазиям.
Соплеменники Мириам остерегались наркотиков, утверждая, что лучше умереть, чем попасть в наркотическую зависимость на многие тысячи лет жизни. Они просто испытывали предубеждение к наркотикам и считали их пустым занятием, раз те созданы на потеху людей. Но что может сравниться с пропахшим имбирем гашишем в Танжере или трубкой выдержанного опия здесь, в Чиангмае, душными ночами, когда воздух особенно неподвижен?
Что ж, теперь все пойдет по-другому. Ей предстоит стать идеальной женой, и наркотики не вписываются в этот образ. Но она отнюдь не пристрастилась к ним, так что проблем с отвыканием не будет.
Мириам представила своего избранника: высокий, молчаливый, с узким, бледным, как тень, лицом. Воображение позволило ей даже мысленно прикоснуться к тугим мускулам, длинным гибким пальцам, способным раздробить в пыль человеческую кость – или приласкать ее полную грудь. Мириам глубоко вздохнула – такое ощущение, словно она только что нырнула на большую глубину.
Внезапно налетевший ветер пронесся по кронам деревьев, пробежал рябью по лужам, больше похожим на озера. Из маленького магазинчика послышались голоса – две девушки распевали модную песню, не подозревая, что по улице в коляске рикши едет некое существо, которое внимательно прислушивается к их сердцебиению.
Неожиданный интерес к девушкам подсказал Мириам: пора подкрепиться. Ее соплеменники за несколько дней чуяли подступавший голод и тщательно готовились к охоте. А вот с ней все не так: чувствует себя прекрасно – и вдруг через минуту начинаются танталовы муки.
Запах рикши, заставив ее ноздри затрепетать, тут же исчез, развеянный ветром. Мириам глубоко затянулась крепкой тайской сигаретой, пытаясь отвлечься, потом оценивающе посмотрела на взмокшую спину возницы. Тридцать секунд борьбы – и затем она сможет продержаться еще пару недель. Правда, есть одна проблема: в отеле рикше вручили записку с адресом на тайском языке и велели отвезти туда пассажирку. Он ни за что не свернет с маршрута на какую-нибудь темную улочку. – Говоришь по-английски? Рикша не ответил. Неужели придется схватить его здесь? А как же два важнейших правила: убивать в укромном месте и не оставлять затем никаких следов – Мириам Блейлок всегда соблюдала их.
