Лейтенант Брамптон уже отрицательно качал головой.
– Уже использовал их.
Джек, перекрикивая грохот орудий, сказал:
– Возьми чистые у Сая. У него есть с собой второй комплект. У меня ничего не осталось. Иди прямо сейчас.
Джек не смотрел, как Дуг, согнувшись, ушел назад по траншее. Он сгорбился над фитилем. Брамптон сказал:
– Запали их, а я брошу.
– Придержите одну для меня, сэр.
Джек поднес головку спички к концу фитиля и чиркнул по коробку, прикрывая телом огонек. Фитиль загорелся. Брамптон встал на стрелковую ступеньку и бросил гранату в сторону немецкой траншеи. В ответ раздалась пулеметная очередь. Он пригнулся и протянул руку за следующей гранатой.
– Слишком медленно. Ему не удастся выбить меня.
Застывшее лицо Брамптона побелело, как снег.
Джек отозвался:
– Вы в точку попали, сэр. Они нас не выбьют, и мы поедем домой. Я знаю точно, мы все поедем, все мы.
Он запалил еще один фитиль. Брамптон бросил гранату, пригнулся, пулеметы застрочили, попадая в грязь. Комья земли разлетались во все стороны.
Артиллерийские залпы усилились, снаряды перелетали через голову, падали впереди и с обеих сторон. Будь прокляты эти клинья траншей, они здесь слишком уязвимы для фланговых атак.
Они передвинулись на несколько ярдов к другой стрелковой ступеньке. Пулеметчики будут целиться по прежней точке.
– Джек, как можно быстрее! – заорал Брамптон, перекрикивая артиллерию. Они с трудом дышали, как будто пробежали тысячу миль. Удар. Еще один. Раскаленная шрапнель разрезала флягу с водой, висевшую у Джека на боку. Дождем полилась грязь.
Джек запалил еще один фитиль. Брамптон бросил гранату. Пулеметы разразились очередями. Вокруг рвались снаряды. Интересно, есть ли у него еще одна жизнь, подумал Джек, когда вокруг затряслась земля. Суждено им выбраться отсюда?
– Сержант, следующий фитиль, пожалуйста.
Они переместились на пятнадцать ярдов назад к еще одной стрелковой ступеньке, чтобы поменять позицию. И вдруг снаряды перестали взрываться. Вот так, раз и все. Джек, склонившись над фитилем, услышал, как чистым высоким голосом Саймон поет:
Несут меня крылья. Я вдаль улечу.
В пустынной глуши свить гнездо я хочу.
Навеки, навеки здесь жить суждено.
Вернуться домой мне уже не дано.
Ни Джек, ни Брамптон не пошевелились. Снаряды снова начали рваться. Джек поднял взгляд. У Брамптона на глазах стояли слезы.
– Мы так далеко от дома. Я рад, что вокруг меня люди, которые это знают. Я когда-то мечтал приехать во Францию. Я, наверно, много раз говорил, но я все-таки хочу поехать и узнать, что это такое – безмятежность Соммы.
Джек сглотнул комок в горле, не в состоянии говорить. Потом сказал:
– Мы еще можем попасть туда, сэр. Когда война закончится, мы можем съездить туда, перед тем как вернуться. Порыбачим немного. А улов привезем Эви.
Брамптон улыбнулся.
– А что, отличная идея, Джек. А теперь еще один фитиль, пожалуйста. Мы еще не закончили. Нам нужно победить.
После обеда Эви и Вероника сидели в зале перед рождественской елкой. Еда, поданная на обед, заметно выходила за рамки требований, определенных на утреннем совещании.
– А еще Ричард попросил заварной крем, – сказала Вероника.
Эви улыбнулась, вывязывая еще один ряд зеленого шарфа. Одна лицевая, одна изнаночная.
– Он и получит крем, а приготовите его вы сами. Вы достигли огромных успехов.
Гигантскую ель наряжали слуги, сиделки и ходячие раненые. Внизу лежали груды подарков, присланных родными или купленных на доходы от чайной комнаты. Одна лицевая, одна изнаночная.
Вероника, вздохнув, принялась записывать что-то в блокноте.
– Я должна еще решить что-то по поводу подарков для слуг.
– Только не ткань, пожалуйста, – вырвалось у Эви.
Вероника внимательно посмотрела на нее.
– Прошу прощения? – В голосе ее прозвучали резкие нотки.
– Мы не хотим получить материал для формы, мы хотим что-то симпатичное, как любой нормальный человек. Потому что мы тоже люди.
Эви почувствовала резкие ноты и в собственном голосе. Вероника выглядела безмерно уставшей, но ведь и она сама тоже устала. С тех пор как капитан Уильямс вернулся домой, Вероника работала круглые сутки, днем она занималась делами госпиталя, а ночью была с мужем. И он быстро выздоравливал. Одна лицевая, одна изнаночная, новый ряд.
Вероника было приподнялась и снова упала в просторное кресло.
– Ну, конечно, и вы, и мы – все. Предоставьте это мне. Интересно, когда они уже будут здесь? В канун Рождества? Как ведет себя Маргарет?
Критический момент преодолен, перья улеглись, все хорошо. Эви подумалось, что присутствие капитана Уильямса могло бы изменить их отношения, но он только улыбался и принимал их дружбу как должное. Бедняга был едва жив, когда его привезли, зачем ему еще думать о чем-то малосущественном?
– Маргарет поправляется, но сиделки следят за ней.
Вероника сказала:
– Мне очень жаль, Эви, что спальни прислуги не отапливались, как всегда и было. Это недопустимо и больше этого не будет.
Эви отозвалась:
– Все уже позади. Сейчас надо серьезно решать, что делать с леди Маргарет, потому что у вас достаточно забот с капитаном Уильямсом. Мне кажется, ей будет лучше, если у нее появится цель. Тогда она сама смогла бы найти выход из тупика, в который сама себя загнала. Она по какой-то причине не хочет возвращаться обратно в семью, хотя я подозреваю, что это из-за того, что семейство не одобряет ее действий.
Обе засмеялись.
– А мы одобряем? – сказали они одновременно.
Эви, улыбаясь, ткнула вязаньем в Веронику, призывая ее к серьезности.
– Как бы там ни было, я собираюсь приобщить ее к работе. Мне нужно получить ваше согласие.
Вероника широко раскрыла глаза и засмеялась так заразительно, что санитар, сидевший за столом, обернулся и заулыбался.
– Я даю вам безоговорочное разрешение и желаю удачи.
Эви, по-прежнему улыбаясь, отложила спицы и сделала пометку в блокноте.
– Что-нибудь еще? – спросила леди Вероника.
Эви почувствовала на себе взгляд санитара и кивнула ему. Наряжая вместе елку, они немного поболтали и сошлись во мнении, что у больных улучшается настроение, и они лучше сосредоточиваются, когда помогают в какой-нибудь работе. Она снова взяла вязанье. Одна лицевая, одна изнаночная.
Вероника тряхнула головой.
– Давайте, подружка, выкладывайте, что у вас на уме. Я всегда знаю, когда вы хотите за что-то побороться.
