Вернувшись к себе в хижину, каждый мужчина принимал у жены калабаш
[2] с кашей. Жены отправлялись на кухню, расположенную позади хижины, кормили детей и лишь потом садились есть сами. Покончив с едой, мужчины брали короткие мотыги с изогнутыми ручками. Деревенский кузнец покрыл их деревянные лезвия железом. Вооружившись этим нехитрым орудием, мужчины отправлялись на работу – расчищать землю для возделывания земляных орехов, кускуса и хлопка. Этими культурами занимались только мужчины, а рис был уделом женщин. Так текла жизнь в жаркой пышной саванне Гамбии.
По древнему обычаю, следующие семь дней Оморо должен был заниматься одним-единственным важным делом – выбирать имя для своего первенца. Имя должно было иметь богатую историю и сулить счастливое будущее. Племя Оморо – мандинго – верило, что ребенок позаимствует семь качеств от того, в честь кого или чего его назовут.
От своего имени и от имени Бинты в течение недели раздумий Оморо побывал во всех домах в Джуффуре и пригласил каждую семью на церемонию наречения новорожденного. Такая церемония традиционно проходила на восьмой день жизни младенца. В этот день мальчик, как когда-то его отец и отец его отца, должен был стать членом племени.
Когда настал восьмой день, ранним утром жители деревни собрались перед хижиной Оморо и Бинты. Женщины обеих семей несли на голове калабаши с церемониальным кислым молоком и сладким печеньем мунко, приготовленным из молотого риса и меда. Карамо Силла, джалиба
[3] деревни, уже поджидал их со своими тамтамами
[4]. Пришли и алимамо, и арафанг
[5] Брима Сезей, которому предстояло в будущем стать наставником ребенка. Пришли и два брата Оморо, Джаннех и Салум. Они пришли издалека, чтобы присутствовать на церемонии, – новость о рождении племянника им донесли тамтамы.
Бинта гордо вынесла своего младенца. Как положено в такой день, с его головки сбрили небольшой клочок первых волос. Все женщины с восторгом восклицали, как прекрасен этот младенец. Когда джалиба начал стучать по барабанам, женщины смолкли. Алимамо произнес молитву над калабашами с кислым молоком и печеньем мунко, и, пока он молился, каждый гость прикасался к краю калабаша правой рукой в знак уважения к пище. Потом алимамо стал молиться над младенцем, прося Аллаха даровать ему долгую жизнь, удачу, богатство и честь, много детей его семье, его деревне, его племени – и, наконец, силу духа, чтобы заслужить и прославить имя, которое сейчас получит.
Оморо вышел вперед, к жене, и обратился к собравшимся. Потом поднял младенца так, чтобы все видели, и трижды прошептал на ухо сыну имя, которое выбрал для него. Впервые в жизни младенца было произнесено его имя – народ Оморо верил, что каждый человек должен первым узнавать, кто он есть в этом мире.
Снова грянули тамтамы. Теперь Оморо прошептал имя на ухо Бинте, и жена улыбнулась с гордостью и радостью. Затем Оморо прошептал имя на ухо арафангу, стоявшему за жителями деревни.
– Первого ребенка Оморо и Бинты Кинте зовут Кунта! – прокричал Брима Сезей.
Все знали, что таким было среднее имя недавно умершего деда младенца, Каирабы Кунты Кинте. Каираба пришел из родной Мавритании в Гамбию и спас жителей Джуффуре от голода. Он женился на бабушке Яйсе и честно служил Джуффуре до самой своей смерти. Жители деревни почитали его святым.
Один за другим арафанг называл имена мавританских предков, о которых часто рассказывал дед младенца, старый Каираба Кинте. Имена были велики и многочисленны. Они уходили в прошлое более чем на две сотни дождей
[6]. А потом джалиба ударил в барабан, и все стали громко восхищаться и выражать уважение к столь достойной родословной.
В ту восьмую ночь жизни своего сына Оморо завершил ритуал наречения под луной и звездами. Они были вдвоем, только он и Кунта. Оморо взял маленького Кунту на свои сильные руки и отправился на окраину деревни. Там он поднял младенца так, чтобы лицо его было обращено к небесам, и тихо произнес:
– Фенд килинг дорог лех варрата ка итех тее. (Узри: вот то, что больше тебя, единственное в мире.)
Глава 2
Наступил сезон посадки растений. Того и гляди должны были пролиться первые дожди. Мужчины Джуффуре пропалывали свои поля, складывали сухие сорняки в огромные кучи и поджигали, чтобы потом легкий ветерок удобрил почву, разнеся золу во все стороны. А женщины на рисовых полях уже сажали зеленые ростки во влажную землю.
Пока Бинта оправлялась от родов, за ее рисовым наделом присматривала бабушка Яйса. Но теперь она была готова взяться за дело. Кунта дремал на ее спине в тряпочном мешке, а Бинта шагала на поле вместе с другими женщинами. Некоторые, как она сама и ее подруга Джанкай Турай, несли на спине новорожденных. И все тащили большие свертки прямо на голове. Женщины направлялись к долбленым каноэ на берегу деревенского болонга, одного из множества небольших, извилистых каналов, устремлявшихся от реки Гамбия в глубь суши. Здешняя речка называлась Камби Болонго. Каноэ заскользили по водной глади, в каждом сидели пять-шесть женщин. Они гребли короткими, широкими веслами. Каждый раз, когда Бинта наклонялась вперед, чтобы сделать очередной гребок, она чувствовала, как прижимается к спине теплое тельце Кунты.
Воздух был напоен тяжелыми, мускусными ароматами мангров, густо растущих по обоим берегам болонга. Проплывающие каноэ напугали павианов. Проснувшись, они с громкими криками принялись скакать по деревьям, сотрясая пальмовые листья. Дикие свиньи с визгом и фырканьем скрылись среди трав и кустов. Вдоль илистых берегов нашли себе приют тысячи пеликанов, журавлей, цапель, аистов, чаек, крачек и колпиц. Все они оторвались от утренней трапезы и нервно посматривали на скользящие по воде каноэ. Мелкие птицы взмыли в воздух – горлицы, водорезы, пастушки, змеешейки и зимородки. Они с криками кружили над водой, пока потревожившие их люди не скрылись вдали.
Каноэ скользили по волнистой поверхности канала, а внизу серебристые мальки сбивались в стайки, выпрыгивали из воды и плюхались обратно. За мальками охотились крупные хищные рыбы. Порой они были так голодны, что прыгали прямо на плывущие каноэ. Тогда женщины били их веслами и забирали с собой – для сытного вечернего ужина. Но в то утро мальки плавали вокруг каноэ совершенно спокойно.
Извилистый болонг привел каноэ к повороту, за которым начинался более широкий приток. Как только появились лодки, раздалось громкое хлопанье крыльев и в небо взмыл гигантский живой ковер – сотни тысяч птиц всех цветов радуги. Поверхность воды потемнела – птицы закрыли солнце, а с их крыльев посыпались перья. Женщины продолжали свой путь на рисовые поля.
Вблизи от болотистых фаро
[7], где многие поколения женщин Джуффуре выращивали рис, каноэ врезались в гудящие облака москитов. Затем лодки одна за другой стали пробираться на свои участки, разделенные изгородями из плотно сплетенных водных растений. Такие изгороди отделяли участок каждой семьи. Изумрудные побеги молодого риса уже на ладонь возвышались над поверхностью воды.
