Но иногда хозяева и рабы вовсе не спорили. Кунта видел, как они вместе приходили на совет, чтобы старейшины позволили рабу жениться и войти в семью своего хозяина. Любая пара должна была сначала получить разрешение совета. Старейшины оценивали, не находятся ли будущие супруги в слишком близком родстве. Но даже если препятствий к браку не было, ответа приходилось ждать целую луну. За это время жители деревни могли приватно посетить старейшин и поделиться с ними хорошей и плохой информацией о будущих супругах. Хорошо ли они были воспитаны? Проявляли ли уважение к старшим? Не создавали ли трудностей для других людей, в том числе и для членов собственной семьи? Не проявляли ли нездоровых склонностей – например к обману или утаиванию истины? Не была ли девушка слишком раздражительной и сварливой? Не избивал ли коз юноша? В таких случаях в браке отказывали, поскольку считалось, что муж или жена могли передать подобные качества своим детям. Впрочем, насколько было известно Кунте еще до того, как он стал присутствовать на советах старейшин, большинству супругов брак позволяли, потому что их родители уже задали все подобные вопросы и сочли полученные ответы удовлетворительными – только после этого они дали свое согласие.
Но на собраниях совета Кунта узнал, что порой родителям не говорили того, что потом сообщали старейшинам. Кунта видел, как одному мужчине отказали в браке, когда появился свидетель, который заявил, что в бытность свою козьим пастухом этот юноша украл у него корзину, думая, что его никто не увидит. Тогда о преступлении не сообщили из жалости – ведь виновник был всего лишь мальчиком. Если бы об этом сообщили, то по закону ему отрубили бы правую руку. Кунта видел, как молодой вор, о преступлении которого стало известно, разрыдался и признался в своей вине перед повергнутыми в ужас родителями. Девушка, на которой он хотел жениться, разразилась слезами. Вскоре после этого юноша исчез из Джуффуре, и больше о нем никто не слышал.
В течение нескольких лун Кунта присутствовал на собраниях совета, и он понял, что больше всего проблем у женатых людей – особенно у мужчин, которые имели двух, трех или четырех жен. Такие мужчины чаще всего обвиняли жен в супружеской неверности. Если обвинения мужа поддерживали другие свидетели, то обидчику приходилось нелегко. Если он был богат, старейшины могли приказать ему отдавать оскорбленному мужу свое имущество, одну вещь за другой, пока тот не скажет: «Довольно» – а такое могло произойти, когда у обидчика в хижине вообще ничего не оставалось. Когда же обидчик оказывался бедным, что случалось довольно часто, старейшины могли приказать ему какое-то время трудиться на мужа – время определялось степенью обиды. А одного мужчину, который постоянно развлекался с чужими женами, старейшины приговорили к публичной порке – оскорбленный муж должен был нанести ему тридцать девять ударов плетью по обнаженной спине на центральной площади деревни – таков был старинный мусульманский обычай «сорок за вычетом одного».
Увиденное и услышанное от оскорбленных жен и мужей на собрании совета немного охладило желание Кунты иметь семью. Мужчины заявляли, что жены их не уважают, ленятся, не хотят заниматься с ними любовью, когда приходит их очередь. А с некоторыми женщинами вообще невозможно жить. Обвиненные жены приводили свои аргументы, и их поддерживали свидетели. Но если свидетелей не находилось, то старейшины позволяли мужу вынести из хижины жены три принадлежавшие ей вещи, а затем в присутствии свидетелей трижды повторить: «Я с тобой развожусь!»
Главным же обвинением со стороны жены – если такое вы-двигалось, то на собрание старейшин приходили все женщины деревни! – было утверждение, что ее муж не мужчина, то есть он не удовлетворяет ее в постели. Тогда старейшины назначали трех зрелых людей – из семьи оскорбленной жены, из семьи мужа и из совета старейшин. В назначенное время эти трое наблюдали за мужем и женой в постели. Если двое из трех говорили, что жена права, она получала развод, а ее семья забирала коз, отданных в приданое. Но если двое считали, что муж справляется хорошо, он не только возвращал своих коз, но еще мог и побить жену и развестись с ней, если у него было такое желание.
С того времени, когда Кунта стал мужчиной, прошло несколько дождей, но ни одно дело, рассматриваемое советом старейшин, не вызывало у него и его сверстников такого интереса, как то, которое началось со слухов и сплетен относительно двух старших членов их кафо и двух самых привлекательных вдов Джуффуре. Когда дело наконец дошло до совета старейшин, почти все в деревне собрались у баобаба, чтобы занять самые удобные места. Сначала, как обычно, рассматривали дела людей старых, а потом подошла очередь Дембо Дабо и Кади Тамба, которые больше дождя назад уже получили развод, а теперь снова пришли на совет. Широко ухмыляясь и потирая руки, они просили у старейшин разрешения жениться. Но ухмылки сошли с их лиц, когда старейшина сурово сказал:
– Вы требовали развода, следовательно, не можете жениться вновь – пока между вами не окажется другой жены и мужа.
Сзади раздались изумленные вскрикивания. Барабан вызвал следующих просителей:
– Туда Тамба и Калилу Контех! Фанта Беденг и Сефо Кела!
Двое юношей из кафо Кунты и две вдовы выступили вперед. За всех говорила высокая вдова Фанта Беденг. Судя по всему, она тщательно продумала свое выступление, и все же ее беспокойство явно ощущалось.
– Туде Тамбе тридцать два дождя, а мне тридцать три, – сказала она. – Нам вряд ли удастся найти себе мужей.
Она просила совет одобрить дружбу-терийю: они с Тудой Тамбой будут готовить еду и спать с Сефо Келой и Калилу Контехом соответственно.
Старейшины задали всем четырем несколько вопросов – вдовы отвечали уверенно, друзья Кунты не очень, хотя за ними никогда не замечалось особой робости. Старейшины отвернулись и стали совещаться. Зрители были так напряжены, что слышно было, как на землю падает надкусанный земляной орех. Наконец старейшины повернулись:
– Аллах одобряет! Вдовы получат мужчин, а молодые мужчины – бесценный опыт, который пригодится им потом в семейной жизни.
Главный старейшина дважды ударил в тамтам и сурово посмотрел на оживившихся женщин, сидевших позади. Когда они умолкли, раздалось очередное имя:
– Джанкех Джаллон!
Пятнадцатилетнюю девушку слушали последней. Все в Джуффуре танцевали от радости, когда Джанкех удалось сбежать от похитившего ее тубоба и вернуться домой. Но через несколько лун оказалось, что она беременна, хотя и не замужем, и это породило много сплетен. Молодая и сильная девушка вполне могла бы стать третьей или четвертой женой старого мужчины. Но у нее родился странный ребенок – кожа у него была смуглой, как выделанная шкура, и очень необычные волосы. Куда бы Джанкех Джаллон ни пошла, люди отворачивались и старались побыстрее уйти. На глазах девушки блестели слезы, когда она спрашивала у старейшин, что ей делать. Старейшины даже совещаться не стали. Главный старейшина сказал, что это серьезное и сложное дело нужно тщательно обдумать. Решение будет вынесено на собрании на следующей луне. После этого пятеро старейшин поднялись и ушли.
Встревоженный и не удовлетворенный исходом собрания, Кунта сидел на своем месте, когда его сверстники и другие слушатели поднялись и потянулись к своим хижинам, обсуждая услышанное. Он все еще размышлял, когда Бинта принесла ему ужин. За едой он не сказал ей ни слова. Мать тоже молчала. Вечером он взял копье, лук и стрелы, подозвал свою собаку-вуоло и отправился охранять деревню – на этой неделе была его очередь. На посту Кунта продолжал думать о смуглом ребенке со странными волосами, о его еще более странном отце, о том, съел ли бы этот тубоб Джанкех Джаллон, если бы ей не удалось сбежать, или нет.
