Но как-то в воскресенье после обеда масса неожиданно велел ему закладывать экипаж. Он собрался в Энфилд. Кунта буквально подскочил на месте и стремглав выбежал из дома. Белл с изумлением смотрела ему вслед.
Когда он вошел на кухню в Энфилде, Лиза гремела своими кастрюлями. Он спросил, как она себя чувствует, и быстро добавил, что не голоден. Лиза посмотрела на него с симпатией.
– Давненько тебя не было видно, – мягко сказала она, а потом лицо ее помрачнело. – Слышала о тебе и том африканце, что у нас появился. Масса тоже слышал. Кто-то из ниггеров рассказал ему, но он ничего не ответил, так что беспокоиться не о чем. – Лиза подошла и сжала руку Кунты: – Подожди минутку.
Кунта готов был взорваться от нетерпения, но Лиза быстро сделала два толстых сэндвича с говядиной, завернула и отдала ему, коснувшись его руки. А потом вывела его через дверь кухни.
– Ты никогда не говорил мне, и я тебе тоже не говорила: моя мамми была из Африки. Вот почему ты мне так нравишься.
Видя, что Кунте не терпится уйти, Лиза повернулась и показала:
– Его хижина – вон та, со сломанным дымоходом. Сегодня ниггеры массы отдыхают. Они не вернутся до темноты. Иди, но не забудь вернуться к экипажу, когда твой масса соберется домой.
Кунта быстро захромал вдоль хижин рабов. Он постучал в дверь ветхой, маленькой хижины.
– Кто там? – произнес голос, которого он не мог забыть.
– Ас-саляму алейкум! – отозвался Кунта.
Он услышал быстрые шаги, и дверь широко распахнулась.
Глава 61
Оба они были африканцами, и ни один не показал, как важен для него этот момент. Седой предложил Кунте единственный стул, но, заметив, что его гостю комфортнее на корточках прямо на полу, как когда-то в родной деревне, удовлетворенно что-то проворчал, зажег свечу на шатком столе и устроился рядом.
– Я из Ганы, из народа аканов. Белые люди зовут меня Помпей, но мое настоящее имя Ботенг Бедиако. Я здесь уже давно. Был на шести плантациях белых людей. Надеюсь, эта последняя. А ты?
Стараясь подражать сдержанности хозяина, Кунта рассказал о Гамбии, о Джуффуре, о том, что он – мандинго, о своей семье, о том, как его поймали, о попытках бегства, о ноге, об огороде и об экипаже массы.
Седой слушал очень внимательно. Когда Кунта замолчал, он немного подумал, а потом сказал:
– Мы все страдаем. Мудрого человека страдания учат. – Он еще немного помолчал и внимательно посмотрел на Кунту: – Сколько тебе?
– Тридцать семь дождей, – ответил Кунта.
– Не похоже, – покачал головой седой. – Мне шестьдесят шесть.
– Не похоже, – произнес Кунта.
– Я был здесь, когда ты еще не родился. Хотел бы я тогда знать то, что знаю сейчас. Но ты все еще молод, поэтому я скажу это тебе. Старые женщины в твоей стране рассказывали тебе истории? – Кунта кивнул. – Я тоже расскажу тебе одну. Она с моей родины.
– Я помню, как вождь нашего народа аканов сидел на своем большом троне, сделанном из слоновьих бивней, и кто-то из мужчин всегда держал зонт над его головой. А рядом стоял другой человек, через которого вождь говорил. И сам он говорил через этого человека, и обращаться к нему можно было только через этого человека. А еще у ног вождя сидел мальчик. Этот мальчик был душой вождя. Он доносил его приказы до народа. Он всегда бегал с большим мечом, и все, кто видел его, знали, кто он такой. Я был этим мальчиком, я носил приказы вождя его народу. Так белые люди меня и поймали.
Кунта хотел что-то сказать, но седой остановил его:
– Это не конец истории. Я хотел сказать, что на зонтике вождя была нарисована рука с яйцом. Это говорило о том, с какой осторожностью вождь должен пользоваться своей властью. А тот мужчина, через которого говорил вождь, всегда держал в руке посох. На посохе была вырезана черепаха. Черепаха говорила о том, что главное в жизни – терпение. – Седой немного помолчал. – А на панцире черепахи была вырезана пчела. Пчела показывала: ничто не может повредить крепкий панцирь черепахи.
Седой еще немного помолчал, а потом добавил:
– Вот что я хотел сказать тебе. Этому я научился в земле белых людей. Чтобы жить здесь, нужно терпение – и крепкий панцирь.
Кунта был уверен, что в Африке этот человек был бы кинтанго или алькалой, а то и вождем. Но он не знал, как это высказать, поэтому просто сидел молча.
– Похоже, у тебя это есть, – с улыбкой произнес седой.
Кунта попытался извиниться, но снова не нашел слов. Седой улыбнулся, помолчал и снова заговорил:
– Вас, мандинго, в моей стране считают великими странниками и торговцами…
Он не договорил, ожидая, что Кунта что-нибудь ответит.
Кунта собрался с духом и заговорил:
– Это так. Мои дядья – странники. Я слушал их истории, и мне казалось, что они побывали везде. Мы с отцом однажды пошли в новую деревню – они построили ее далеко от Джуффуре. Я собирался пойти в Мекку, и Тимбукту, и Мали, как они, но меня украли прежде.
– Я кое-что знаю про Африку, – сказал седой. – Меня учили мудрые люди вождя. Я не забыл, что они говорили. Оказавшись здесь, я пытался собрать вместе все, что слышал. Я знаю, что почти всех нас украли в Западной Африке – в твоей Гамбии и дальше по побережью до моей Гвинеи. Ты слышал, что белые называют его Золотым берегом?
Кунта этого не знал.
– Они назвали его так из-за золота. Этот берег тянется до Вольты. Там белые хватают людей фанти и ашанти. Когда их привезли сюда, ашанти не смирились. Они устраивали бунты. И все же белые люди платили за них большие деньги, потому что они умны и сильны телом и духом.
А дальше идет Рабское побережье, где белые хватают йоруба и дагоманов, – продолжал седой. – А в Нигерии они хватают ибо.
Кунта вспомнил, что ибо – очень мирное племя.
– Я слышал, как тридцать ибо взялись за руки, с пением вошли в реку и утонули все вместе, – сказал седой. – Это было в Луизиане.
Кунта начал беспокоиться, что масса уже собирается уезжать. Нельзя заставлять его ждать. Наступила пауза. Кунта судорожно искал повод, чтобы уйти.
– Здесь нет никого, кто мог бы говорить с такими, как мы. «Ква-ква» говорит за меня. Наверное, я говорил с тобой, не зная, что ты здесь.
Глубоко тронутый Кунта посмотрел седому прямо в глаза. Потом они оба поднялись. В свете свечи Кунта заметил на столе два сэндвича, что Лиза приготовила для них. Он указал на них и улыбнулся.
– Поесть мы можем в любое время. Я знаю, что тебе нужно идти, – сказал седой. – В моей стране, разговаривая, мы вырезаем что-то из дерева, чтобы отдать.
– В Гамбии обычно вырезают что-то из большого семени манго, – ответил Кунта. – Как бы мне хотелось иметь семя манго, чтобы посадить его здесь и вырастить в память о доме.
