– Узри, вот то, что больше тебя, единственное в мире.
Когда Кунта с ребенком вернулся в хижину, Белл сразу же вы-хватила дочку из его рук. Лицо ее было омрачено страхом и обидой. Она развернула одеяльце и осмотрела девочку с головы до ног, не зная, что ищет, и надеясь, что ничего не найдет. Довольная, что Кунта не сделал ничего невероятного – по крайней мере, заметного, – она уложила ребенка в постель, вернулась в большую комнату, села напротив Кунты, сложила руки на коленях и спросила:
– Ну а теперь скажи мне.
– Что сказать?
– Имя, Африканец! Как ты ее назвал?
– Киззи.
– Киззи! Никто в мире не слышал такого имени!
Кунта объяснил, что на мандинго имя Киззи означает «сиди здесь» или «останься тут», а значит, этого ребенка никогда не продадут – и Белл не придется расстаться с ним, как она рассталась со своими дочками.
Белл была непреклонна.
– У нас будут неприятности! – твердила она.
Но почувствовав, как в Кунте закипает гнев, она поняла, что лучше будет уступить. Белл вспомнила, что мать рассказывала ей про бабушку, которую звали Кибби, – почти так же. В конце концов, именно это можно будет сказать массе, если он что-то заподозрит.
На следующее утро Белл изо всех сил старалась выглядеть спокойной, когда масса зашел ее проведать, – даже заставила себя рассмеяться, называя хозяину имя ребенка. Он заметил, что имя странное, но ничего не имел против. Когда он вышел из хижины, Белл вздохнула с облегчением. Вернувшись в большой дом, масса Уоллер раскрыл тяжелую черную Библию, которая лежала в запертом ящике в гостиной, нашел страницу, посвященную записям о плантации, окунул перо в чернильницу и четким почерком записал: «Киззи Уоллер, родилась 12 сентября 1790 года». Теперь можно было отправляться к пациентам – Кунта уже ждал его в экипаже.
Глава 69
– Она прямо маленькая негритянская куколка! – визжала мисси Анна, радостно прыгая и хлопая в ладоши от удовольствия. Она впервые увидела Киззи через три дня на кухне Белл. – Можно она будет моей?
Белл широко улыбнулась:
– Ну она принадлежит мне и ее отцу, солнышко. Но скоро она подрастет, и ты сможешь играть с ней столько, сколько захочешь.
Так и получилось, когда бы Кунта ни зашел на кухню узнать, понадобится ли хозяину экипаж, или просто навестить Белл, маленькая светловолосая племянница массы (Анне исполнилось четыре года) постоянно ворковала над корзинкой с Киззи.
– Какая ты хорошенькая! Нам будет так весело, когда ты подрастешь. Ты меня слышишь? Ну же, поспеши! Расти немедленно!
Кунта никогда ничего не говорил, но ему не нравилось, что девочка-тубоб считает, будто Киззи появилась на свет только для того, чтобы стать ее игрушкой, какой-то особенной куклой. Белл не думала о его мужском достоинстве и чувствах отца – она не спрашивала, как он относится к тому, что его дочь играет с дочерью человека, который купил его. И это очень огорчало Кунту.
Порой ему казалось, что его чувства для Белл менее важны, чем чувства массы. Он со счету сбился, сколько вечеров Белл твердила ему, как это замечательно, что маленькая мисси Анна приезжает и помогает массе Уоллеру забыть об умершей дочери и ее матери.
– Господи, мне даже подумать об этом страшно, – как-то раз сказала она Кунте. – Маленькая милая миссис Присцилла была не больше птички. Бродила здесь, что-то напевала, улыбалась мне, веселилась – ждала появления ребенка. А утром раздались крики – и она умерла, а потом и ее маленькая девочка! С тех пор наш масса почти не улыбался – пока не появилась маленькая мисси Анна.
Кунта не сочувствовал одиночеству массы, но ему казалось, что хозяину стоило бы жениться – тогда он не проводил бы столько времени с племянницей, и мисси Анна реже появлялась бы на плантации – и реже играла с Киззи.
– А теперь я вижу, как масса привязался к этой малышке. Он держит ее на коленях, обнимает, разговаривает с ней, поет ей песенки, а потом сидит с ней вместо того, чтобы уложить в постель. Мне кажется, он глаз с нее не сводит, когда она приезжает сюда. Я знаю, в душе он считает себя ее отцом.
Белл твердила, что из-за этого масса будет лучше относиться и к ним тоже. Мисси Анна так полюбила маленькую девочку, что теперь приезжает в дом массы еще чаще, чем раньше. Впрочем, массе Джону и его больной жене нет дела до того, что их дочь так сблизилась с дядей.
– Потому что через нее они могут заполучить денежки массы.
Сколь бы важное положение ни занимал брат массы, Белл знала, что он постоянно занимает деньги у их хозяина. Кунта тоже многое знал и верил жене. Впрочем, ему не было дела до того, кто из тубобов богаче – для него они все были одинаковыми.
После появления Киззи Кунта часто стал думать, что согласен с женой – массе стоило бы жениться снова. Он думал об этом, когда возил массу к пациентам и друзьям. Но мотивы Кунты были совсем иными, чем у Белл.
– Мне так жалко его, – говорила Белл. – Живет совсем один в этом большом доме. Думаю, он потому так много и разъезжает в экипаже по дорогам, чтобы не сидеть здесь совсем одному. Господи, даже маленькая мисси Анна это понимает! В последний ее приезд я подавала им обед, и вдруг она спросила: «Дядя Уильям, а почему у тебя нет жены, как у всех?» И представляешь, он не знал, что ей ответить.
Хотя Кунта никогда не говорил Белл об этом, потому что знал, как любит она совать нос в дела тубобов, но ему были известны женщины, которые из кожи вон лезли, чтобы заполучить к себе массу. Толстая черная кухарка одной из самых хронических пациенток доктора Уоллера мрачно говорила Кунте:
– Эта чертова баба вообще не больна – просто хочет заграбастать твоего массу. Тогда она быстро вылечилась бы. Она уже свела одного мужчину в могилу своими глупостями и выкрутасами, а теперь притворяется больной, чтобы твой масса ездил к ней. Видел бы он, как она носится по дому и кричит на нас, ниггеров, словно мы мулы. Как только он уезжает, она вскакивает на ноги – и никогда не принимает лекарства, что он ей дает!
Еще одна женщина всегда провожала массу до крыльца, держась за его руку, словно вот-вот упадет. Она смотрела ему прямо в глаза и слабо обмахивалась веером. Но с обеими женщинами масса всегда держался очень официально и проводил у них времени меньше, чем у других пациентов.
Месяцы шли, мисси Анна стала приезжать к массе Уоллеру два раза в неделю и каждый раз часами играла с Киззи. Кунта ничего не мог сделать, старался хотя бы их не видеть. Но они, казалось, были повсюду. Куда бы Кунта ни посмотрел, везде видел, как племянница массы ласкает, целует или гладит его маленькую девочку. В нем поднималась волна отвращения. Он сразу же вспоминал африканскую поговорку, пришедшую еще от предков: «Кошка всегда съедает мышь, когда наиграется».
Единственное, что успокаивало Кунту, – это дни и ночи между приездами девочки. К лету Киззи начала ползать. Белл и Кунта часами сидели в своей хижине, любуясь, как малышка ползет по полу, приподняв свою маленькую попку. Но потом снова появлялась мисси Анна и вытесняла их. Она бегала вокруг малышки кругами, приговаривая:
