Но машина, поравнявшись со мной корпусом на пустой дороге, просигналила, тонированное стекло опустилось, и сидящий ближе ко мне махнул рукой, чтоб я в свою очередь поступил так же. Нажал кнопку стекло-подъемника, ожидая услышать вопрос, как проехать в какую-нибудь тьму саранскую, но чутье уже подсказывало, что добра не будет. Предчувствие не подвело.
— Э-э-э, слышишь, вася, стопарни у обочины, и миром уйдешь! — услышал я приблатненно-протяжное, с кавказским акцентом.
Вот ведь как! Догнал меня Кавказ на своей земле. Занятно.
А мысли уже пунктиром проносились в голове — присмотрелись на последней заправке. Точно. У колонки стояла эта бэха. Еще подумал, как они ездят тонированные в ночь. Мощная. Трудно мне будет. Не уйти. Дорога серпантином. Их трое. Судя по мордам, крепкие. Эх, Андрюха, не пригоню я тачку, и Иришке твоей не покататься на ней!
Рука инстинктивно скользнула к поясу, но зря, пистолета не было. Жаль.
А машины уже набирали скорость: бандитская в попытке обогнать и перекрыть дорогу, моя — чтобы не дать им это сделать. Стрелка спидометра качнулась к ста восьмидесяти. Лихо по зимнику. А может, ну его ко всем чертям? Замотать этих ублюдков и вместе с обрыва! Ох, и красиво будем гореть! Интересно, как они собираются меня останавливать, не тараном же?
Но бандиты были настроены решительно. Скорость сбросили только однажды, пропустив встречную фуру, пристроившись мне в хвост, но не отстали и вскоре вновь поравнялись.
Всплыли вдруг слова Андрея, которыми он часто напутствовал меня:
— Не дай противнику заставить тебя играть по его правилам!
А они гонят меня сейчас, как зверя на номера. Куда? Может, уже встречает кто, и ведь не пирогами!
Догадка обожгла. И я ударил по тормозам. АБС недовольно отщелкнула ногу, и машина нехотя, юзом сползла к обочине. Я тут же выскочил из нее и, пытаясь казаться спокойным, пошел в сторону остановившейся впереди бэхи. Из нее вылезли трое в спортивных адидасовских костюмах. Один здоровый и двое помельче. Шли пружинисто — разболтанной походкой, выкрикивая мне навстречу:
— Хороший дядя, понятливый. Зачем машину калатить. Ща ключи отдашь и домой пойдешь.
— Парни, вы чего? — В голосе прозвучали просительные нотки.
Один из бандитов ухмыльнулся.
А я продолжал, быстро сокращая метры:
— Холодно пешком домой идти, может, подкинете до деревни!
Когда до первого, самого здорового, осталось несколько шагов, кинулся к нему, выдернув клинок из ножен.
Видите во мне зверя — ну что ж, получайте, но только не легкая я добыча. И, поднырнув под замах руки с чем-то длинным и увесистым, по-цыгански несколько раз ударил ножом и, не оборачиваясь, уже рванул к следующему, понимая, что скорость, внезапность, напор и злость — моя единственная надежда, и не на победу — на жизнь! Подскочил, без остановки полоснул по шее, сломал скользящее движение и всадил лезвие по самую рукоять в грудь. Парень булькнул расползающимся горлом и, удивленно застекленев глазами, выронил свой тесак в снег, стал опадать. Придержав его на секунду, отпустил. По-звериному вдохнул воздух, то ли улыбнулся, то ли оскалился, рванул за третьим, который попытался добежать до своей машины, забыв, что в руках держит оружие.
Кошки-мышки-ребятишки. Не на того вы сегодня набежали, не на того!
Догнал. Ухватил за капюшон легкой спортивной куртки, с силой дернул на себя. Тот опрокинулся, перевернулся в снегу, выронив ствол, и пополз от меня прочь, оставляя за собой мокрый след, скуля и заклиная:
— Нельзя! Нельзя меня убивать!
Нож остановил его. Тело под рукой дернулось несколько раз и обмякло. Как же было знакомо это ощущение умирания другого! Он был мертв. Еще недавно ухмыляющееся лицо исказила маска ужаса.
— Можно… Таких, как вы, — нужно!
Я протяжно выдохнул облако пара в морозную ночь. Поднялся. Сердце бухало в висках, но адреналин уже начал откатываться. Огляделся. Пустая дорога. Звездное небо. Луна расцвечивала картину боя скудной гаммой красок, зачернив растекающуюся кровь. Надо было торопиться. Стащил тела в стоящую на обочине бэху. Закрыл двери. Тонировка скрыла страшную начинку, отразив меня. С этого момента из завидной машины-мечты она превратилась в склеп. Когда кто-нибудь доберется до нее и откроет, ее останется только выкинуть. Машина «Мертвых» — ее невозможно отмыть, как невозможно заставить бандитов жить нормальной, честной, мирной жизнью.
Обтер снегом с рук чужую кровь, скинул с себя ощущение дежавю. Сколько раз в своей жизни я делал это движение и сколько, видимо, еще сделаю.
А мысли уже бежали дальше, обгоняя дорожное происшествие:
«В бригаду призыв новый прибыл. Пацаны зеленые совсем, но есть смышленые. Если вложить в них душу и опыт, то толк будет. Далеко пойдут. А главное — будет шанс выжить и победить».
Подошел к своей машине, погладил по крылу, сел, теплая спинка подогреваемого сиденья нежно обняла напряженную спину, и тут же в голове всплыли слова Андрея, которые он мне сказал на прощание в госпитале:
«Все имеет свой закат, и только ночь заканчивается рассветом». Машина, не торопясь, выкатилась на дорогу и быстро набрала скорость.
«…не время уходить». А пока… Пока надо торопиться на свадьбу дочери друга.
Здравствуй, вчера!
Всем предававшим нас посвящаю
Здравствуй, вчера!
Стылое утро белесым туманом наступало на город, захватывая все новые и новые улицы, обволакивая дома изморосью. Но город еще спал и не замечал, как квартал за кварталом сдается в серый плен погоды. А я не спала. Нутром чувствуя настроение этого предрассветного осеннего времени и даже будто растворяясь в нем, вглядываясь в плачущее окно. С детства нравилось вот так, сидя на широком кухонном подоконнике, смотреть на темную улицу, которая ручейком тянулась от моего дома, с горки, в сторону центра, подсвеченная старыми чугунными фонарями. С пятого этажа был хорошо виден и заросший старый парк с давно заброшенным чертовым колесом, и соседние двухэтажки-сталинки.
В этих барачного вида домах когда-то, в далеком детстве, жили мои друзья Марьян и Буга. Вернее, звали их Мишка и Васька, а клички появились, после того как в мае из армии вернулся старший брат Васьки — Павел, который отслужил в Афганистане. Помню, как мы, второклашки, после учебы примчались к другу домой и сразу насели на этого здорового загорелого взрослого парня:
— Дядя Паша, а вы фрицев видели?
— Дядя Паша, а про вас кино снимут?
— А в газете «Пионерская правда» напишут?
— Дядя Паша, расскажите про войну!
В общем, тысяча и один вопрос оголтелых второклассников. Павел же ухмыльнулся, кинул нам вечное «потом» и укатил на своей тарахтящей «Планете» на танцы.
