Это происходило совсем иначе. В то утро, когда мы с Косгроу следовали по заваленному снегом шоссе у кромки леса, чтобы отыскать пропавших Бет и Кристал, я явственно видел, как над замершими деревьями медленно растекается бесформенное черное пятно. Похожее на густой, непроницаемый дым, оно парило в высоте, постепенно разрастаясь все больше и окутывая собой все, до чего могло дотянуться. И из его кромешной пучины я мог уловить отзвуки чужих, почти неразличимых голосов. Голосов, которые не могли принадлежать ничему живому.
Именно так выглядело любое мое предчувствие. Наполовину зрительный образ, смазанный в приступе острой головной боли, наполовину шипение и тихий шепот, раздающийся из черноты тумана, который не мог увидеть никто, кроме меня.
И с тех пор, как я увидел детский рисунок в гостиной полицейского, этот туман расстелился прямо надо мной, день ото дня сгущаясь все больше, нависая все ниже и захватывая все больше сумрачного неба над снежным городком.
Вот почему я был уверен в том, что никогда не сумею отсюда выбраться.
– В сторону, парень, – грубый голос вырвал меня из размышлений, и я невольно вздрогнул.
Задумавшись, я не заметил, как пожилой мужчина выскользнул из бара. Изрядно выпивший, он едва стоял на ногах, покачиваясь из стороны в сторону. Его пуховик был расстегнут, из-под рубашки торчала полоска ярко-красной шеи. Можно было без особого труда сообразить, что он являлся заядлым любителем выпивки и большую часть своей жизни коротал со стаканом в руке.
– Добрый вечер, мистер Сандрес, – произнес я, даже не думая отступать и давать ему возможность пройти. – Хорошо провели время?
– Ты кто такой?
Пьяница уставился в мое лицо, силясь припомнить его черты. Но, судя по тому, как он хмурился, это ему не удалось. Несколько мгновений он продолжал топтаться на месте, поскрипывая зимними ботинками, после чего предпринял еще одну попытку протиснуться между мной и фонарным столбом.
Я резко толкнул его плечом, и мужчина неуклюже завалился набок, в последнюю секунду успев схватиться за дверную ручку бара и тем самым прекратив свое падение. Он выпрямился, с яростью глядя на меня, и уже собирался ринуться в драку, но резко остановился.
В тусклом свете городских фонарей кончик моего пистолета казался матово-черным, почти таким же непроницаемо-темным, как смутный туман, парящий высоко над моей головой.
– Эй… – хрипло выкрикнул он, пятясь. – Ты чего, парень, совсем озверел?
– Вы знаете, кто я такой, мистер Сандрес?
– Понятия не имею, – прорычал он, все же соблюдая дистанцию и не решаясь сделать ни шага вперед. – Наверное, новый напарник придурка Косгроу!
– Все верно, – я кивнул, как будто подмечая его сообразительность. – Но, в отличие от офицера Косгроу, список моих возможностей намного шире. Например, я могу пристрелить вас прямо здесь. Пустить пулю в висок и прикончить, как бродячего пса. Вы понимаете, о чем я говорю, мистер Сандрес?
Он сделал шаг назад и с откровенной опаской следил за каждым моим движением. Очевидно, он решил, что я слетел с катушек, но для меня его предположения не имели особого значения. Поэтому я продолжал целиться ему прямо в голову.
– Что тебе нужно от меня? – он огляделся в поисках помощи, но вокруг не было ни души. – Ты что, рехнулся, парень?
Я шагнул ему навстречу, и пьянице не оставалось ничего другого, кроме как вжаться спиной в ярко освещенную витрину «Голодного Гарри». Однако ни одному из посетителей паба не было никакого дела до того, что происходит снаружи. Отвернувшись от окон, за которыми плотным слоем валил снег, люди весело проводили время, наблюдая за тем, как со стуком перекатываются бильярдные шары на столе в углу зала.
– Я сегодня заметил на лице вашей дочери новый кровоподтек, – я поднял руку с пистолетом немного выше. – Сначала она не хотела признаваться мне в том, что случилось. Но потом все же рассказала, что вы, мистер Сандрес, в очередной раз надрались и начали распускать руки.
– Какое тебе дело до моей семьи, – вяло огрызнулся он. – Не лезь не в свое дело!
– Так вышло, что мне есть до этого дело. Поэтому прямо сейчас я размышляю о том, как лучше поступить: просто пристрелить вас или все же дать последний шанс на исправление. Видите ли, в первом случае будет куда меньше возни, – я аккуратно надавил на курок, и механизм внутри громко щелкнул. – Ведь я специальный агент полиции, да и в такое время, как сейчас, никто не станет особо утруждать меня расспросами, зачем я убил одного из местных пьянчуг.
Глаза пожилого мужчины расширились от страха. Его щеки, раскрасневшиеся от духоты в баре и выпивки, заметно побледнели. Он понимал, что я не лгу. Я на самом деле мог бы сейчас спустить курок и равнодушно наблюдать за тем, как его обмякшее тело плавно сползает на замерзший асфальт. Какая-то часть меня даже жаждала этого – это было так просто и так легко. Жизнь этого человека не стоила ни цента. Никто не стал бы о нем скорбеть.
– Прошу тебя, успокойся, – Сандрес вытянул вперед дрожащие ладони. – Не знаю, что на тебя нашло, но давай не будем доводить до абсурда…
Я ощущал, как живая мгла над моей головой заволновалась. Как по черноте тумана пробежала легкая волна, а затем едва различимый шепот стал отчетливее. Я мог поклясться, что оттуда раз за разом звучали настойчивые, почти приказные слова: «Убей… убей его… убей».
Навязчивый шепот опутывал меня все туже, густая дымка становилась все ближе, казалась все более осязаемой. В какой-то момент я понял, что больше не вижу ни оранжевого света фонарей вокруг, ни даже окон бара, которые еще секунду назад сияли заманчивым светом сбоку. Теперь повсюду царила только кромешная чернота. И в ней не было ничего, кроме силуэта Сандреса впереди и голосов, кружащих вокруг моей головы.
«Убей его… Убей…»
Что-то выскользнуло из тумана, прикоснувшись к моей руке чем-то холодным, влажным и скользким. Как будто парализованный мглой, обрушившейся с небес, я наблюдал за тем, как черная кисть, похожая на костлявое щупальце, обвивает мои пальцы и сдавливает их все сильнее. Курок плавно, как в замедленной съемке, продавливался все больше.
Я не мог сопротивляться. То, что скрывалось в черной мгле, опутывало меня липкими отростками, старалось пробраться внутрь моего тела, билось в мою онемевшую грудь, силилось просочиться сквозь плотно сжатые, посиневшие от напряжения губы.
Все вокруг словно замерло, утонуло в каком-то отсутствии времени и пространства. Сандрес стоял напротив, замерев все в той же нелепой позе со вскинутыми вперед руками. Я ощущал, как все больше увязаю в противоестественном, влажном желе из смертельно-опасного тумана.
То, что отдаленно походило на путаницу из слишком длинных человеческих пальцев и щупальцев огромного монстра, продолжало душить меня. По лицу скользили отвратительные сгустки, извиваясь и ища возможность захватить мое тело. Я перестал дышать, чтобы ничего не могло проникнуть в мои ноздри вместе с потоком удушливого воздуха, но с каждой секундой грудь ныла все сильнее, желая расправиться.
