Чарли снова пошел на террасу, чтобы подумать. Глядя на океан, он сел, зажег сигару и хотел пускать дым кольцами, но ему помешал ветер. Ну хорошо, допустим, Айрин не убивала Луиса. Но и Маркси Хеллер, одной ногой в могиле, был слишком слаб, чтобы справиться с таким ушлым и опасливым малым, как Луис. Кто же, черт подери, его пришил? Чарли встал и вернулся в комнату. Чем строить догадки, не лучше ли попробовать что-то узнать наверняка? Порывшись в гардеробе, Чарли вытащил телефонный справочник Лос-Анджелеса и нашел там номер бара Престо Чиглионе.
— Позовите Престо, — сказал он, когда на том конце ответили, — это из Нью-Йорка звонят. Престо? Чарли Партанна.
— А, привет! Как насчет… то есть как дела?
— Слушай, в ночь, когда пришили Луиса, он заходил в бар?
— Нет, — ответил Престо. — Я еще удивился, что он не зашел.
— Ладно, спасибо. Никому ничего не говори.
Чарли положил трубку и пошел на террасу, дымя сигарой. Понятно. Стрелка была забита не в баре, а именно на парковке. Без свидетелей. Это наверняка женщина. Кто же она? Его мысли снова и снова возвращались к ней. К этой шикарной сучке, по вине которой Луис, недоверчивый, подозрительный Луис, стал думать не головой, а яйцами и забыл о деньгах? Наверное, она наплела ему, что бросит Маркси и они вместе уедут. В ту ночь он сидел и ждал, дроча свой член, пока она не явилась, чтобы убить его и забрать деньги. А Прицци она отдала половину, как паинька. Чарли раскачивался в углу на стуле, держась за живот и сжав в зубах сигару. По щекам его текли слезы. Затем он поднял с пола телефон и набрал номер Мэйроуз:
— Мэйроуз? Это Чарли. Какой Чарли? Чарли Партанна, конечно. Какой еще Чарли позвонит тебе среди ночи?
— Чарли, в чем дело? Время без пятнадцати час! Что тебе от меня нужно? Еще одну польскую шлюху?
— Мэй, это… слушай, я вазу разбил.
— Какую вазу?
— Ну, которая под цвет бордюра на ковре. Ты мне ее еле нашла, помнишь?
— Чарли, ты никак рехнулся?
— Ты сейчас одна?
— Конечно одна, дурачок.
— Мне нужно с тобой увидеться, Мэй.
— Ты про вазу? Ты из-за вазы хочешь меня видеть?
— Да.
— Чарли, что с тобой? Что случилось? У тебя неприятности?
Даже Чарли, даже Чарли, переживающий страшный упадок духа, сообразил, что нужно ответить.
— Нет, я просто хочу тебя видеть. Я… я соскучился. Я хочу с тобой поговорить. Можно?
— Через десять лет ты, наконец, соскучился?
— Можно мне приехать прямо сейчас?
— Приезжай.
— Я буду через полчаса, самое большее сорок минут.
Причесавшись перед зеркалом в ванной, Чарли пошел в спальню и повязал галстук. Затем снял галстук и белую рубашку и надел черную футболку, в которой был в Финиксе, прежде тщательно ее обнюхав, чтобы убедиться, что нет запаха пота. Напоследок он еще побрызгал подмышки одеколоном.
Когда отец изгнал ее из семьи, Мэйроуз поселилась на Восточной Тридцать седьмой улице по правую сторону от Парк-авеню. На Восточной Шестьдесят второй улице находился офис ее процветающей фирмы по дизайну интерьера. Ее бизнес-псевдоним был Мэри Хувер. Мэйроуз отлично знала свое дело, и среди ее клиентов имелись и такие, кто мог позволить себе отделать жилище живописью Джеймса Ричарда Блейка в стиле призм-пейнтинг.
С разрешения Коррадо Прицци Анджело Партанна служил посредником между ней и семьей. Ей было позволено посещать семью в Рождество и некоторые другие праздники, например в праздник Сан-Дженнаро, а также семейные дни рождения, свадьбы и похороны. Вначале с Мэйроуз общались почти все, кроме отца, Эдуардо и глав семей Сестеро и Гарроне. Многие женщины сторонились ее, пока дон Коррадо не дал им понять, что довольно, но к тому времени у Мэйроуз пропало желание с ними разговаривать. Чарли, которого считали виновником ее изгнания, всегда, по меньшей мере, здоровался. Лишь Анджело Партанна и Амалия Сестеро неизменно относились к Мэйроуз по-доброму. Так продолжалось девять лет и два месяца, или, как принято было говорить, почти десять лет. Причем Мэйроуз никогда не упускала возможности пересечь границу и пройтись на виду у всех Прицци с гордо поднятой головой. На третий год, видя, как стойко она переносит наказание, дон Коррадо смягчился, а за ним и большинство мужчин, включая Эдуардо. Когда ее отца не было поблизости, они разговаривали с ней как ни в чем не бывало. Один Винсент не менялся, и ей по-прежнему было запрещено навещать семью — образно говоря, появляться в Бруклине — по обычным дням.
Мэйроуз Прицци, точно принцесса в изгнании, тосковала по дому и своему народу. Не важно, что их разделяло расстояние всего в четыре мили, объекты ее любви были так же далеки от нее, как планеты Солнечной системы от Солнца — одни дальше, другие ближе. Самые горькие страдания причиняла ей удаленность от Чарли Партанны, с которым она желала бы соединиться на всю жизнь.
Мэйроуз была сильная натура. Когда вначале отец заявил, что ноги ее не будет в Бруклине, при помощи Анджело Партанны она сумела отстоять свое право на посещения. Она употребила весь свой ум, настойчивость и решительность, чтобы получить разрешение отмечать с семьей сначала Рождество, затем другие церковные праздники — бывшие в особой чести у ее деда, — а потом присутствовать и на свадьбах с похоронами. Запрет был наложен на Новый год, открытие стадиона Ши (который все равно находится в районе Квинс) и день рождения Винсента, когда он совпал с Пасхой и в «Садах Палермо» устроили большой прием. И на прочие дни.
По пятницам в одиннадцать приезжал Анджело Партанна — привозил деньги от деда и семейные новости. Час спустя он уезжал. Напоследок, провожая его до дверей, Мэйроуз всегда спрашивала о Чарли, а он неизменно отвечал, что, дескать, Чарли скучает о ней, но ведь прошло почти десять лет, ну и семья… Мэйроуз печально кивала, Анджело целовал ее в щеки и прощался до следующей недели.
Мэйроуз ждала, уверенная, что отец простит ее и она займет свое законное место рядом с Чарли. За десять лет он так и не женился. Если он и встречался с женщинами, то среди них явно не было ни одной достойной быть представленной семье. Мэйроуз понимала, что честь семьи важнее, чем любовь, и гораздо важнее, чем брак и дети. Честь — это лицо, сердце и душа семьи. Зная, что утраченную честь не вернешь, забыть Чарли она все-таки не могла.
Лишь однажды за все десять лет Мэйроуз упала духом. И все потому, что Чарли, который не звонил ей со дня ее возвращения из Мехико, вдруг позвонил и попросил телефон другой женщины. Ей стало дурно. Эта женщина была наемным убийцей. По просьбе отца Чарли Мэйроуз заехала за ней в гостиницу и привезла на свадьбу, где Анджело сообщил ей координаты Неттурбино. Боже, это был удар в самое сердце! А затем от Амалии она узнала, как муж этой женщины вместе с Луисом Пало ограбил казино «Латино» и как Чарли пришлось застрелить мужа едва ли не на глазах жены.
Мэйроуз и Амалия с утра всегда болтали по телефону, и Мэйроуз всякий раз интересовалась, как там Чарли и полька. Амалия рассказывала, что Чарли едва ли не каждый день летает из Нью-Йорка в Лос-Анджелес и обратно и вообще стал похож на торчка. Поэтому, когда он позвонил среди ночи и напросился в гости, Мэйроуз подумала, что он хочет переспать с ней, таким образом поквитавшись за что-то с полькой. Что ж, сойдет для начала. Это все-таки лучше, чем десятилетний бойкот. В отношении Чарли она приняла простую на первый взгляд, но хитрую и дальновидную тактику: не стоит опережать события.
