— У тебя и подагра, и давление, и почки, да еще ты несешь крест позора своей дочери. И все потому, что честь семьи для тебя превыше всего. Ты отдаешь нам всего себя и даже больше. Позволь мне сказать тебе кое-что, Винсент. Левая рука ведает, что творит правая, и теперь настало время воздать ей хоть малую толику.
Винсент встревожился. Когда отец так говорил, отвлечь его было невозможно. Значит, в голове у него крепко засела некая мысль, и пока он не добьется своего, не остановится.
— Папа, послушай, — сказал Винсент, боясь, как бы отец не задумал освободить его от должности и сделать боссом Чарли Партанну. Нет, это было бы слишком.
— Это ты меня послушай, — возразил отец. — Ты работал, ты отдавал, а теперь мы хотим тебя отблагодарить. Я поговорил с Комиссией и со старшинами Большого совета. Выслушав мое предложение, они с радостью его одобрили. Они дали мне право предложить тебе работу смотрящего в Вегасе. Под твоим надзором будет три наших отеля, но это не главное. Ты будешь управлять всеми букмекерскими конторами в Америке. Как тебе это, а, Винсент? Ты будешь жить в доме за девятьсот тридцать пять тысяч долларов, с полем для гольфа, с большим бассейном, с кучей этих кресел для лежания. С собой ты можешь взять четырех любых солдат. — Дон Коррадо поднялся и раскрыл объятия. — Как я счастлив, сынок, что ты заслужил это.
Каждой клеточкой своего усталого тела Винсент почувствовал громадное облегчение. Бог, наконец, избавил его от позора дочери. Бог устроил так, чтобы нью-йоркская суета вместе с Мэйроуз перестали нарушать его покой. Он заживет тихо и мирно, получая свои два процента от всех ставок всех букмекерских контор. А букмекерство, как известно, самый прибыльный бизнес на свете. Пусть Анджело приезжает иногда и привозит ему известия из прачечной. Может быть, папа позволит ему организовать собственную лотерею, чтобы руководить ею оттуда. Но самое глубокую и искреннюю радость он испытывал, понимая, что ему больше не нужно делать вид, будто он страдает из-за недостойного поведения Мэйроуз. Он свободен!
— Это чудесная перспектива, папа! Признаться, я и в самом деле не вполне здоров, и посиди я еще в Бруклине, я бы совсем скис. Мне нужна разгрузка. Но кого ты планируешь на мое место? Чарли?
— Не стоит торопиться, — ответил отец, — тем более сегодня. Сегодня наш день. Пока ты не обоснуешься в Вегасе, менять ничего не будем. Кстати, думаю закатить банкет в твою честь, — такой, чтобы все надолго запомнили.
Винсент, расчувствовавшись, обнял отца.
— Знаешь, папа, всю свою жизнь я не устаю благодарить тебя. Ты дал нам все, что у нас есть. Не представляю, что бы мы, все две тысячи человек, делали без тебя. Как бы мы жили, если бы не твоя опека. Эд, Анджело, Чарли — мы все перед тобой в неоплатном долгу.
Когда Винсент разжал объятия, его глаза были мокры от слез.
— Всем этим я обязан вам, — ответил отец, — вашей заботе о чести семьи.
На носу громко гоготал Кетриоли. Чайки ныряли в мутную воду, ловя отбросы. Семьдесят одна тысяча восемьсот сорок три туалета одновременно сливали нечистоты в залив.
Глава 16
В субботу Чарли вылетел из Ла-Гуардиа в Лос-Анджелес десятичасовым утренним рейсом. В девять часов он поцеловал на прощание Мэйроуз, потом поцеловал еще — потому что никак не мог ею насладиться, ее мягкостью и одновременно твердостью, восхитительным вкусом, а затем это прощальное чувство настолько захватило его, что он повалил ее на ковер прямо у входной двери. Она кончила со скоростью звука и заплакала.
Нужно, конечно, задать Айрин несколько вопросов, но, каковы бы ни были ответы, он готов их принять. Он всю жизнь, черт подери, живет один, потому что работа для него на первом месте. А теперь работе и Прицци с их честью придется передвинуться — на второе место. Или на пятое. Когда он соврал Винсенту, в нем что-то сломалось. Он уверен, что Айрин ограбила казино. Это она убила Луиса
Пало. Это она все придумала. Он обманул Прицци. Он должен был убить Айрин и бросить ее в багажник к Маркси, но он не сделал этого. Он изменился. Ему плевать на долг перед семьей. Кроме этой женщины ему ничего не нужно. Может быть, он просто повзрослел. Ему сорок два года, он с детства пашет на Прицци, и при этом они держат его за мальчика на побегушках, который даже не в курсе, как в последнее время выглядит дон Коррадо. У него примерно восемьсот девяносто тысяч баксов в Швейцарии, и он им покажет мальчика. А у Винсента, наверное, миллионов пятнадцать.
Айрин ему дороже всего на свете. Он задаст ей пару вопросов — так, для порядка. Черт, ну и работа!
В аэропорту он сразу побежал к телефону.
— Айрин? Это Чарли.
— Чарли? Слава богу!
— Нам нужно поговорить.
— Ты где?
— В Ла-Гуардиа. Давай встретимся в ресторане у латинос.
— Когда?
— Сначала я заскочу в гостиницу и все такое. Как тебе час дня?
— Хорошо, я заеду за тобой в гостиницу.
— Нет! Я просто хочу встретиться на улице, под солнцем. Как мне туда проехать?
— Чарли, один ты заблудишься.
— О’кей, я возьму такси.
Приехав в ресторан, он спросил менеджера, но прежний официант-латино сказал ему, что у менеджера выходной. Чарли дал ему пятьдесят долларов.
— Я сяду вон там. — Он показал на дальний конец террасы с видом на океан. — Я хочу быть один. Никого не сажайте за соседние столики.
Официант улыбнулся и пожал плечами. Чарли сел за стол, а через десять минут появилась Айрин. Она выглядела потрясающе. Видя, как она с улыбкой неторопливо приближается, он от волнения сделал странную вещь — встал и пожал ей руку. Подскочил официант, Айрин заговорила с ним на его языке.
— Ты заказала ананас? — спросил Чарли. — Да.
— Обалдеть!
Айрин надула щеки и шумно выдохнула.
— Айрин, позволь мне кое-что тебе сказать, — начал Чарли. — Я все знаю. Я знаю, что ты убрала Неттурбино, и я уверен, что ты провернула ограбление за компанию с Луисом и твоим мужем в Вегасе.
Она подняла голову, и Чарли ощутил наркотическую власть ее спокойствия. Им овладела та самая безмятежность, которую он испытывал, лишь находясь с Айрин. Вдруг подумалось, что тот ученый доктор, писавший в журнале, что любовь — это стремление вернуться под крылышко матери, ошибался. При чем здесь его мать, если ему нужна только эта женщина?
— Да, я убрала Неттурбино, Чарли, — сказала Айрин, — но я не имею отношения к афере, что провернули Маркси и его партнер.
— Не имеешь отношения? Вот как?
— Я не занимаюсь воровством, а если бы занималась, то сделала бы все иначе.
— Знаешь, Винсент Прицци полагает, что и Луис сделал бы все иначе. Бедняга был не слишком умен.
— Как бы там ни было, я тут ни при чем.
