— А кого, по-твоему, Луис мог ждать в машине на задворках бара? Твоего мужа, чтобы бежать куда-то вместе? Зачем? К тому времени деньги они уже поделили. Почему он не уехал раньше?
— Ну, этого я не могу знать, — совершенно спокойно ответила Айрин.
— Скорее всего, пистолет был под панелью с твоей стороны. Он позволил тебе сесть в машину, не ожидая подвоха, тут ты его и пришила.
Медленно, точно принося торжественную клятву верности, Айрин три раза покачала головой и тихо произнесла одними губами:
— Нет.
— Я просто должен тебя спросить, Айрин, иначе это не даст мне покоя.
— Я тебя понимаю. Я и сама потеряла сон, видя, что для тебя значит честь Прицци. Допустим, деньги им вернут по страховке, но если ты воспринимаешь проделку Луиса и Маркси как личное оскорбление, то моральный ущерб тебе никто не возместит. Ты твердишь, что Прицци доверяют тебе и никому больше, и найдешь ты деньги или нет, найти и наказать преступника ты обязан.
— Да, — вздохнул Чарли, — семьсот двадцать две тысячи это целая куча денег.
— Осталась только половина.
— Но половина — это тоже немало. И знаешь, я ведь не сказал им, у кого деньги. Я прикрывал тебя. Я солгал Прицци и тем самым как бы стал вашим соучастником.
— Нет, Чарли. Не знаю, что ты вбил себе в голову, но ты не прикрывал меня, потому что я ни в чем не виновата.
Говоря так, Айрин не злилась и не возмущалась. Она была совершенно искренна в своем спокойствии, а Чарли был взвинчен.
— После встречи у Винсента я иду с отцом и спрашиваю, будто я рехнулся, или ссучился, или еще что, не думает ли он — спрашиваю я, — что, по мнению Винсента, я сам украл эти деньги. Знаешь, как он на меня посмотрел? Мне не забыть его взгляда. — Чарли в отчаянии воздел руки.
— А мы поженимся? — вдруг тихо спросила Айрин.
— Господи, что за вопрос! — Чарли вытаращил глаза, а затем, по мере того как исчезало последнее сомнение, его лицо смягчилось. — А ты согласна? После всего дерьма, что я на тебя вылил?
— Ах, Чарли!
— Хорошо! Значит, решили. Я верю тебе, а Прицци ничего не останется, как поверить мне.
Душа Айрин переполнилась смесью восторга и благодарности Всевышнему, Чарли, ее матери, научившей ее презирать высокомерие, и Маркси, который научил ее лгать. Это была, бесспорно, самая важная минута ее жизни. Она улыбалась Чарли сквозь слезы радости. Чарли громко высморкался.
— Мой отец, — сказал он, — знает, что я тебя люблю. Он мудрый человек и не стал со мной спорить, только предупредил, что семья против таких браков — вроде я могу жить с тобой, но не жениться. Вроде Прицци не потерпят, чтобы женщина — наемный убийца вращалась среди прочих жен семьи.
— Брось, Чарли! Жены живут со своими мужьями, которые делают вещи куда худшие, чем чистое, тихое убийство.
— Кто же спорит? Так или иначе, это не дело Прицци. Ты будешь дружить с Мэйроуз, а Мэйроуз стоит целой армии родственников. Полетим сейчас же в Мехико, одежду купим там. Мы женимся!
Но тут случилась заминка. Айрин не хотела выходить замуж — впервые в жизни всерьез выходить замуж — в случайной одежде из какого-то пляжного бутика, и поэтому сначала они поехали к ней домой, чтобы собрать вещи. Однако дома они не успели даже подумать о сборах, как упали в постель и занялись любовью, и это было так потрясающе, что встали они только без четверти семь.
Айрин приготовила ужин по-польски, сицилийски и мексикански.
— Никогда не ел ничего вкуснее, — похвалил жених.
После всех пережитых волнений, олимпийского секса с Мэйроуз накануне, перелета, постолимпийского секса с Айрин и плотного ужина с бутылкой французского вина (Petrus’70) Чарли свалился на кровать и уснул.
Убедившись, что он крепко спит, Айрин пошла в комнату с телевизором, где Маркси любил разложить пасьянс, и позвонила на автоответчики в своем офисе в Беверли-Хиллз. Время было половина одиннадцатого. Поступил звонок из Южной Каролины. Образованный — судя по правильной речи — человек сказал высоким голосом: «Не могли бы вы приехать на встречу в Даллас девятого августа? Оплата по полному тарифу». «По полному тарифу» означало сто тысяч. Айрин сдержанно улыбнулась. «Если вы согласны, я буду ждать вас в час дня в кофейне отеля «Хилтон-инн» на Сентрал. Вы увидите меня за шестым столиком у окна с левой стороны от входа. Инструменты наши».
Айрин взглянула на календарь. До девятого августа еще шесть дней. Что ж, лучше короткий медовый месяц, чем никакого. Она стерла запись и выключила свет.
В семь часов следующим утром они были уже на ногах.
— Чарли, иностранцам в Мексике не так уж легко пожениться, — сказала Айрин. — Это может занять три недели.
— Ну и что?
— Я выясняла это пару лет назад, по просьбе подруги.
— Ну?
— Нам надо в Тихуану, там это быстрее. А оттуда в Акапулько.
— Идет.
Когда они одевались, Айрин сообщила, что у них шесть дней, поскольку девятого она едет по делу в Даллас.
— По какому делу?
— Есть заказ.
— Сколько платят?
— За этот — сто тысяч. А вообще по-разному.
— Сколько всего у тебя набирается в год?
— Триста или четыреста.
— Да ну? Так много?
— Это немного, если сравнить с населением Америки.
Они собрались, и Айрин вызвала такси.
— Долго ты пробудешь в Далласе? — спросил Чарли.
— Не знаю. Дня три, наверное.
— Мы завязываем жить на разных побережьях, да, Айрин?
— Мы ведь поженимся, все будет иначе. Ты мой муж, и мы должны жить вместе.
Они поженились Тихуане. Брак зарегистрировал судья в присутствии двух профессиональных свидетелей.
— Это неправильно, — сказал Чарли, — на его месте должен быть священник.
— Так даже как-то более законно, что ли, — ответила Айрин, — а в Бруклине можно повторить в присутствии священника. Удивительно себя чувствуешь, выходя замуж по закону. Нам с тобой нужно еще пару раз пожениться.
Затем они отправились в Акапулько. Из гостиницы Чарли позвонил в Нью-Йорк отцу.
— Папа? Это Чарли.
— Привет, ты куда пропал?
— Я в Мексике.
— Да ну? Как погода?
— Тепло и сыро.
— А что ты там делаешь?
— Я женился, па.
— На ней?
— Ага.
— Держи язык за зубами.
— Я только тебе хотел сказать.
— Позвони Дуаю Уильямсу.
— Что-то случилось?
