Время было час двадцать пять пополудни, когда Айрин вошла в южный номер. Чарли занял свое место в северном номере в час тридцать семь. Они ожидали, что телохранитель Филарджи появится в коридоре между двумя часами ровно и шестью минутами третьего.
Айрин действовала с обычным хладнокровием. Она надула, спеленала и обернула детским одеялом резиновую куклу, подумав, что недостает лишь звуковых эффектов, чтобы убедить любого, что это живой младенец, и с усмешкой представила, какое лицо будет у телохранителя, когда она швырнет ему куклу.
В три минуты третьего из номера Филарджи вышел телохранитель. Это был жилистый человек среднего роста, с иссиня-черной щетиной и галстуком попугайной расцветки. Вызвав лифт, он дождался, когда прибудет кабина, поставил двери на ожидание и постучал Филарджи. Дверь тотчас отворилась, и тот вышел — невысокий, пухлый, нервный, в панаме и галстуке-бабочке. Услышав, как щелкнула пружина закрывающейся двери, Айрин с куклой вышла из своего номера. Телохранитель и Филарджи одновременно повернулись в ее сторону. Когда их разделяло всего несколько шагов, Айрин бросила охраннику куклу и выхватила из открытой сумки пистолет. Но охранник и не подумал ловить ребенка — он отступил, вытаскивая из кармана оружие, а кукла упала на пол. Тут из северного номера выскочил Чарли, держа ствол на изготовку. Внезапно двери второго лифта раскрылись прямо напротив Айрин, и из них шагнула в коридор женщина лет пятидесяти. Айрин выстрелила. «Я, наверное, ошиблась этажом», — успела отчетливо произнести женщина, глядя на Айрин, и рухнула навзничь, сраженная выстрелом в лицо. Двери лифта начали закрываться, но
Айрин вовремя успела их остановить. Тем временем Чарли, тыча ствол в спину Филарджи, дважды свозил его физиономией о почтовый ящик в простенке между лифтами. Айрин шагнула в кабину, нажала кнопку ожидания и вытащила женщину, платье которой задралось до пояса, оголив колготы и мертвенно-белый живот. Затем она отправила лифт вниз и сообщила Чарли:
— Ничего, крови там не осталось.
— Господи, я боялся, что она уедет на улицу. А ну-ка, — он подтолкнул вперед дрожащего от ужаса Филарджи, — помоги нам. Хватай бабу. — С этими словами Чарли поднял под руки охранника и поволок его в южный номер.
— Я не могу, — проблеял Филарджи, — у меня не хватит сил.
— Бери одну руку, — велела Айрин, — а я возьму вторую. — Вдвоем они затащили тело в номер и бросили на ноги мертвому телохранителю.
— Мне пришлось ее убить, Чарли, — сказала Айрин. — Она смотрела прямо на меня.
— Все нормально. Ты не виновата.
Они вышли из номера и вместе с Филарджи понеслись без остановок в подвал.
— Он не стал ловить ребенка, сукин сын, — говорила Айрин. — А вдруг это был бы живой младенец? Он бы расшибся насмерть.
— Что все это значит? — лепетал Филарджи. — Что вы хотите со мной делать? Это похищение? Вы с ума сошли?
— Заткнись, — велел Чарли. — Ты поедешь с нами. В машине ляжешь на пол и будешь лежать тихо, понял? Ну вот, мы в гараже. — Двери открылись, и они увидели Эла Мелвини, жующего жвачку.
— Эй, почему так долго? — удивился он. — Перерыв на кофе делали?
Когда они запихнули Филарджи в «бьюик»-седан, Чарли велел Айрин сесть впереди, а они с Сантехником влезли на заднее сиденье и захлопнули двери. Пленник лежал на полу. Смочив носовой платок хлороформом, Сантехник прижал его к липу Филарджи, и в машине разлился сладкий тошнотворный запах. Филарджи сначала слабо извивался, но потом успокоился. Сантехник набросил на него одеяло.
— Поехали, Дом, — сказал он Дому Бага-лоне, сидевшему за рулем, и машина плавно тронулась. Они ехали через весь город в направлении Квинсборо, и до самого Лонг-Айленда никто не проронил ни слова, только Чарли представил им Айрин.
— Это Айрин, — сказал он.
— Приятно познакомиться, — ответил Сантехник.
— И мне, — поддакнул водитель.
В Брентвуде они поместили Филарджи в подвал. В одиннадцать часов вечера Чарли позвонил отцу.
— Приезжай завтра в десять, — велел тот и положил трубку.
— Нас с Айрин завтра вызывают в Нью-Йорк, — сказал Чарли Сантехнику, упомянув Айрин, поскольку согласно начальному плану — пока эта тупая курица не вывалилась из лифта — Айрин вообще не должна была ехать в Брентвуд.
— А как же машина?
— Зачем тебе машина?
— Но ты вернешься?
— Я вернусь вечером.
— Ну лады, а то без машины я как без рук.
— Чарли, захвати банку маринованных помидоров, — попросил Дом, — когда мы закупали сюда провизию, мы их забыли.
— Ты что — рехнулся? Без меня тут ничего не готовьте. Не давайте Филарджи повод для жалоб.
Все рассмеялись.
В три часа утра они с Айрин отправились в город. Сначала заехали к себе, вместе приняли душ и занялись любовью. Потом долго лежали, сплетя утомленные тела, на кровати в спальне. Айрин сказала:
— Я все не могу забыть, как этот сукин сын отшатнулся от ребенка. А если бы это был живой младенец? Он был шею себе свернул. Он мог бы калекой на всю жизнь остаться.
— О чем ты, Айрин? Почему он должен был подумать, что это и вправду ребенок?
— А что еще он должен был подумать?
— Что бы он ни подумал, его не нанимали нянчить младенцев.
В десять часов Чарли сидел в кабинете отца в прачечной.
— У нас большие неприятности, Чарли, — сказал Анджело Партанна. — Женщина, которую вы убили в отеле, была женой капитана полиции.
— О боже, — охнул Чарли. — Но что нам было с ней делать? И надо было этой дуре перепутать кнопки!
— Они пока не знают, что мы взяли Филарджи. Баба, что живет в южном номере, вернулась из театра, а у нее два трупа на полу. Журналисты, конечно, только и трубят, что о ребенке — ну о кукле. До завтра, думаю, отсутствия Филарджи никто не заметит.
— Охранник не стал ловить ребенка. Айрин бросила ему куклу, а он отступил. Настоящий профессионал, — заметил Анджело. — Когда ты собираешься отправить первое требование выкупа?
— Сначала мы хотели через три дня после того, как газеты поднимут шум, но теперь не выйдет, потому что завтра среда, а там и выходные, когда банк закрыт. Поэтому я думаю подождать до пятницы, чтобы они получили письмо в понедельник.
— В Брентвуд нужен еще один человек. Тогда они смогут работать в три смены по восемь часов каждый.
— Еще чего! Они там просто за деньги штаны протирают. Для чего им третий? Пусть ездят прошвырнуться куда-нибудь, чтобы не закиснуть, вот и все.
Глава 24
Мэйроуз позвонила Амалии и смиренно попросила аудиенции у дона Коррадо, дабы она могла поблагодарить его за то, что он вернул ей смысл жизни, получив для нее позволение вернуться домой. Не прошло и часа, как Амалия, добрая подруга, перезвонила ей и сообщила, что дедушка ожидает ее в пять часов вечера.
