Под траурные звуки духового оркестра гроб вынесли из церкви, поместили в катафалк и повезли через мост Верразано к месту последнего упокоения.
Дон Коррадо, отрешившись в молитве, стоял у могилы сына среди восьми печальных телохранителей, пока священник нараспев читал псалмы. Мэйроуз Прицци бросалась на гроб. Затем шестьдесят четыре хориста, одетые ангелами, исполнили «Реквием» Верди в популярном переложении Скотта Миллера. Компания звукозаписи, принадлежащая Прицци, вела запись для мемориального диска.
Пробравшись сквозь толпу, Анджело Партанна сочувственно обнял хрупкие плечи дона Коррадо и прошептал ему на ухо:
— Деньги в Цюрихе.
Дон Коррадо шумно высморкался.
Они вернулись домой во второй половине дня. До появления Чарли оставалось двадцать четыре часа.
— Может быть, смотаемся в Монтак порыбачить? — предложил Сантехник.
— Почему бы и нет? — ответил Чарли.
Сантехник пересел за руль, и три минуты
спустя они были уже в пути.
— Ты уверен, Чарли? — спросила Айрин.
— Я так и так прикидывал, и, по-моему, все должно выгореть. Представь, нам не нужно будет скрываться, менять внешность, документы. Мы будем при деньгах и при власти. Ты когда-нибудь думала, что станешь женой босса крупнейшей семьи в стране?
— Даже и не мечтала. Это фантастика.
— Точно, фантастика. И я поверю в это, лишь когда мне скажет сам Коррадо Прицци.
— Давай найдем автомат в какой-нибудь аптеке, и я завтра буду ждать там твоего звонка.
— Идет. Нам нужно условиться о месте для встречи, потому что следующим номером мы отпускаем Филарджи. — Чарли обернулся и с жалостью посмотрел на дверь его комнаты. — Нам понадобится «шевроле». Предлагаю вам с Сантехником ждать меня в Брентвуде. В семь-полседьмого туда подгонят машину. Я вам туда и позвоню.
— Отлично, — согласилась Айрин.
Назавтра в два часа дня Чарли отправился на поезде из Смиттауна в Нью-Йорк.
Дон Коррадо плакал, говоря о Винсенте. Он вспоминал первые годы в Нью-Йорке, когда маленький Винсент жил с родителями на Мал-берри-стрит в Манхэттене.
— Онс детства был серьезным, — рассказывал дон Коррадо, — он учился из-под палки, потому что хотел помогать мне поднимать бизнес. Семья Спина из Агридженто, родня моей жены, дали мне хорошие рекомендации, и я начал торговать сыром и оливковым маслом. Потихоньку дело наладилось. Винсенту исполнилось двенадцать, когда мы переехали в Бруклин. Я лупил его каждый день, заставляя ходить в школу, пока не стало времени следить за ним, потому что мне пришла идея открыть банк — небольшой банк для итальянцев Бруклина, а затем я подумал, что с поддержкой банка я мог бы запустить итальянскую лотерею. Лотерея пользовалась таким успехом, что мне понадобились помощники для расширения бизнеса. Я написал Пьетро Спине в Агридженто, и он отправил ко мне твоего отца — ему тогда было семнадцать лет, в 1926 году. Он приехал как раз вовремя, в разгар «сухого закона». Нам фартило, мы процветали. Партанна занимали особое место в семье Прицци. Мы работаем бок о бок почти шестьдесят лет, твой отец — мой ближайший, главнейший, старейший друг. Теперь, когда старая гвардия сходит со сцены, ты примешь плоды моих трудов, так же как твой отец поддержал меня много лет назад. Мой сын оставил меня, но ты станешь сыном моей семьи. Я посвящаю тебя, помня о принесенной тобой клятве верности и молчания, в боссы семьи Прицци. Согласен ли ты, сын моего друга и сын моей семьи?
— Вы оказали мне великую честь, Падрино.
— Мы скрепим твое посвящение кровью.
Дон Коррадо вынул из лацкана пиджака
острую булавку и уколол свой указательный палец. На подушечке выступила капля алой крови. Он протянул палец Чарли, и тот слизал кровь.
— Ты победил, — сказал дон Коррадо. Он уколол палец Чарли и слизал его кровь. — Теперь у нас один разум и тело. Мои враги — это твои враги. Моя воля — твоя воля.
У Чарли закружилась голова от сознания своей власти.
— Я стану честно служить вам, Падрино.
— И нашему делу. — Дон Коррадо высморкался. — Сантехника нужно убрать. Мало того что он предатель, ему многое известно о тебе и твоем отце. Он всем по пьяни разболтает, как работал на оба лагеря. Он переметнулся только ради денег, верно?
— Да.
— Он не защищал свою жену, как ты. Он не хранил верность тебе, как своему командиру, он продался за деньги. Если бы он оставался верен мне, он поехал бы с вами и при первой возможности постарался бы вас убить. Он опозорил меня и потому пусть еще постережет Филарджи, думая, что прощен. А через неделю-две сдай его своим людям.
Чарли внутренне презирал себя за малодушно упущенную инициативу. Он прозевал первый шанс проявить себя настоящим лидером. Но урок был им усвоен.
— И все-таки это мелочи в сравнении с моим памятником, — продолжал дон Коррадо. — Я опишу, как ты должен поступить в отношении Филарджи, шаг за шагом. В результате он будет арестован, осужден, опозорен, заключен в тюрьму, а наша семья вернет себе банк за десять центов к доллару. — Дон Коррадо протянул Чарли коробку с мексиканскими сигарами. — Страховая компания уже выплатила деньги, которые поступили в Цюрих. Вся сумма целиком — два с половиной миллиона — будет перечислена на твой счет хоть завтра, если хочешь.
Чарли утробно застонал от переполнявших его эмоций.
— Завтра утром, в десять часов, ты отпустишь Филарджи на углу Мэдисон-авеню и Шестьдесят первой улицы, за два квартала от его гостиницы. В холле его встретят сотрудник ФБР — Анджело уже обо всем договорился. Они заберут его, допросят и предъявят обвинения в присвоении и растрате фондов вверенного ему банка. Наши копы, под давлением страховой компании, найдут доказательство тому, что Филарджи инсценировал собственное похищение и разработал схему удаленных выплат с целью присвоения страховой суммы. Убийство телохранителя и жены полицейского тоже повесят на него. Следствие обнаружит причастность Филарджи к выплатам в Лагосе, Арубе, Панаме, Гонконге и Сан-Паулу и переводу всей суммы на его счет в Лихтенштейне. Министерство юстиции США потребует заморозить зарубежные счета Филарджи, но к тому времени, кроме фамилии держателя, на них ничего не останется. Гомски уже подготовил доказательства махинаций Филарджи в нашем банке. Филарджи получит двадцать пять лет, итальянцы будут рады сбыть свою долю нашим агентам за одну десятую цены, а Филарджи поймет, что он совершил главную ошибку в своей жизни, отказавшись делать со мной бизнес.
Дон Коррадо поднялся, что означало конец аудиенции. Напоследок, проводив Чарли до дверей, он сказал:
— Сегодня вечером запугай его хорошенько, Чарли, посей в его душе страх. Он неаполитанец, пусть заговорит его наследственная память. Напомни ему, что у нас длинные руки и что если он сболтнет лишнего, то где бы он ни был — в тюрьме, под охраной ФБР, за самыми высокими стенами — мы все равно его убьем. Объясни ему, Чарли. Он не мистер Роберт Финли, крупный американский банкир, он неаполитанец Розарио Филарджи, и он поймет.
