– На здоровье. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Либби Лу?
Я почувствовала, как слезы опять подступают к горлу.
– Пап, мне надо бежать, но скоро увидимся, хорошо?
– Очень на это надеюсь, дочура. Правда.
Даже сквозь слезы я почувствовала, что лучик надежды опять рядом. Ведь папа только что подал мне самую обнадеживающую идею с того момента, как я ткнула Тома вилкой. Мои дни сочтены, а я трачу время в городе, который называют родным мой типа бывший муж, мой несостоявшийся любовник и доктор, который сообщил мне худшую на свете весть. Но зачем здесь оставаться? И не останусь – ведь на свете есть место, где говорят по-испански, не нужен паспорт и имеется сулящий утешение пляж, да и лететь совсем недалеко. Конечно, отказавшись от поездки в Мексику, я потеряю деньги, но это меня в данный момент не волновало. На тот свет деньги не заберешь.
Да, я поеду на этот самый остров Вьекес и выясню, почему он так понравился маме. Поеду прямо сейчас.
Том поймал меня почти на пути в аэропорт.
– Куда это ты намылилась, Либби? – сказал он, возникнув на лестничной клетке перед дверью.
Я по привычке улыбнулась, но потом более сообразительные нейроны в моем мозгу щелкнули, и я вспомнила, что этот человек мне больше не союзник, скорее враг.
– Пожар! – завопила я, потому что где-то прочитала, что это самый быстрый способ получить помощь, если на тебя напали.
– Нет, ты не побежишь, – сказал он, хотя и отступил назад. Вероятно, он опасался, и справедливо, что я обвиню его в незаконном проникновении в жилище, а потом достану из кармана очередной предмет кухонного обихода.
– Как бы не так, – ответила я, пытаясь улизнуть. С двумя большими чемоданами, притороченными к моей особе, это было не так просто.
Поняв, что мой уход неизбежен, Том рванулся вперед и схватил меня за руку. Я вырвала руку, отчего больший из чемоданов перевесил. Должна с прискорбием сообщить, что моя рука продолжала крепко цепляться за его ручку, так что я покатилась – бум-бум-бум – по лестнице животом вниз; синтетический ковер цеплялся к моему шраму, как клейкая лента. Я заскрипела зубами, стараясь не закричать от боли. Вместе с чемоданом я приземлилась на первом этаже, перед входом в квартиры.
Один из соседей по имени Билл, а может быть, Уилл, высунул голову в дверь, вероятно, чтобы выяснить, кто это устроил такую шумиху в восемь утра. «Привет! – сказал он. Потом глянул вниз и увидел меня. – О-ох! Вы в порядке?»
Краем глаза я увидела, что Том уже рядом.
– На помощь! – крикнула я. – Бывший муж хочет меня убить!
– Прекрати, Либби, – сказал Том; несмотря ни на что, он все-таки дал себе труд прихватить мой второй чемодан.
Я с усилием поднялась. Живот ужасно жгло, и я была почти уверена, что шов наполовину разошелся, но нужно было учиться привыкать к боли. Возможно, в магазине «Брукстоун» в аэропорту продаются диски с программами самовнушения.
– Позвать кого-нибудь? – спросил Билл-или-Уилл, взглянув на Тома, который уже стоял рядом со мной.
– Только если я снова закричу, – ответила я. Повернулась к Тому и широко открыла рот, приподняв уголки губ в жуткой клоунской ухмылке.
Сосед скрылся в квартире, но я была уверена, что он торчит прямо за дверью, ожидая, во что выльется супружеская свара – в комедию или трагедию.
– Либби, – предостерегающе сказал Том. – Пожалуйста, перестань. Я просто хочу с тобой поговорить. Хочу, чтобы ты знала: это не твоя вина. Судя по твоему поведению, ты в этом не уверена. Думаю, тебе нужно сходить к психологу.
– Моя вина? – сказала я. – Моя? Это когда же ты решил, будто я думаю, что ты пошел по мужикам из-за меня?
– А мы не можем обсудить это в другом месте? У нас дома, например? – Похоже, он окончательно вышел из себя.
– Видишь ли, какая штука, – сказала я. Живот болел не на шутку, и трудно было отделить боль от злости на Тома. – Ты настаиваешь на том, чтобы поговорить, хотя я определенно не желаю разговаривать. Ты отправляешь меня к мозгоправу. У тебя мания контроля, Том, и ты считаешь, что и сейчас, когда ты разрушил наш брак, ты можешь контролировать ситуацию, ведь та жалкая жизнь, которую мы с тобой вели, была твоим личным кукольным спектаклем. Так вот, Джим Хенсон, у меня хорошая новость: представление окончено. Мои реакции – это мое личное дело. Мое! – взвизгнула я как мои племяннички. – Не твое.
Похоже, он удивился не меньше, чем когда я ткнула его вилкой.
– Извини, Либби. Я сказал, что тебе нужно показаться доктору, только потому что хотел помочь. Тебе правда надо. Ты сама не своя.
– Та Либби, которую ты знал, умерла, Том, – сказала я. – И кстати, я сменила замки. Пока я не вернусь и не найму адвоката, тебе нужно найти жилье.
Я подхватила багаж и со слоновьей грацией поволокла его из входной двери на тротуар, к бордюру. Потом засунула два пальца в рот и свистнула, подзывая такси, которое заказала, чтобы ехать в аэропорт О’Хара. Меня ждал остаток моей жизни, и я не собиралась опаздывать.
11
Мать моя жемчужница! Выпивка – потрясающая штука. Хотя я не была вполне уверена, что мне понравится, я чувствовала, что она может пригодиться на пути к моему Создателю. Так исторически сложилось, что у меня не было никаких чувств к алкоголю, ни положительных, ни отрицательных, но, если не считать случайной кружки пива или бокала шампанского на праздник, я старалась избегать его, потому что отец Тома был алкоголиком, причем не из веселых и общительных. Даже при виде легкого опьянения Тому становилось не по себе.
Но теперь его чувства меня не волновали и, узнав, что мне нужно как-то скоротать два часа перед полетом, я решилась на шаг, совершенно не характерный для прежней Либби: зашла в бар аэропорта, уселась и попросила бармена принести мне то, что предпочел бы сам, если бы смешивал коктейль для себя. (Задним числом понимаю, что это было не очень умно: щеки бармена в паутине капилляров говорили о том, что большую часть жизни он провел, поглощая напитки повышенной горючести.)
– Грязный мартини, – сказал он, с шиком наливая содержимое серебристого шейкера в обманчиво маленький коктейльный бокал. Я не знала, как себя вести, и, хотя вкус у мартини был горький и лекарственный, решила пить его так, будто с каждым глотком он становился вкуснее. Что оказалось истинной правдой.
Через пять минут напиток закончился, и я заказала еще один, который пила уже медленнее, потому что комната начала слегка кружиться. Джин, как выяснилось, действовал мягче, чем снотворные пилюли Тома (их я тоже захватила с собой на всякий случай). С другой стороны, я понимала, что если прикончу второй бокал, то едва ли с достоинством дойду до стойки регистрации, так что я оставила половину мутноватой темной жидкости в бокале и пошла гулять по терминалу.
Некоторые думают, что международный аэропорт О’Хара и есть тот самый ад, который описывал Данте, но, по-моему, здесь неплохо. Хорошие книжные магазины, приличная еда, и хотя временами и попадается скандалящий пассажир, в основном проходящие мимо люди отстраненно приветливы на среднезападный манер. К тому же здесь есть «Брукстоун» – его я обнаружила примерно в четырех с половиной милях от нужных мне ворот. В магазине не было и следа дисков с программами самовнушения, но, к великому сожалению продавщицы, я не сочла нужным приобретать запись океанского шума: ведь утром я буду на пляже. Так что я плюхнулась в массажное кресло и попыталась восстановить в желудке действие гремучей смеси бармена.
