– Либби, тебе нужно выучить español
[15]. Это так смешно, что я не смогу перевести, даже если бы очень захотела, – сказала мне Милагрос, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
Она была права насчет испанского. Все утро я провела, исследуя пляж, набрала полную сумку ракушек, зарывала пальцы ног в песок, бросала взгляды на нечто, показавшееся мне парочкой, которая трахалась прямо посреди океана, а сама думала, чем я, собственно, буду заниматься во время своих каникул. (Как я уже говорила, я мало задумывалась над этим, до того как вышла из самолета вдали от Чикаго.) К моменту, когда я подтянула свою обгоревшую задницу к дому, мне стало ясно, что пляжные прогулки могут занять у меня лишь небольшую часть времени.
– Я как раз собиралась, – сказала я Милагрос. – Вы не знаете, на острове есть учителя испанского?
– Учителя? Учителя? – сказала она таким тоном, что я покраснела, спрашивая себя, не ляпнула ли какую-нибудь непреднамеренную бестактность. Она наставила на меня палец. – Я сама могу научить тебя испанскому.
– Правда?
– Правда. Я сорок лет преподавала английский.
Вообще-то английским я и так владела, но видя энтузиазм Милагрос, не стала уточнять.
– Хорошо. Это было бы замечательно.
Она радостно хлопнула в ладоши.
– Bien. Можем начать, как только будешь готова.
Я поблагодарила, поднесла стакан к губам и сделала маленький глоток. Пришлось сделать усилие, чтобы не задохнуться.
– Что туда намешано? – прокашляла я.
– Ром, claro
[16], – она усмехнулась. – Если не нравится сейчас, понравится через час.
Я сделала еще глоток, на глазах выступили слезы.
– Мгм.
В какой-то момент Санни допил свой бокал и ушел, не попрощавшись. Когда стало ясно, что он не вернется, Милагрос посмотрела на меня и спросила:
– Ну что, Либби? От чего убегаешь?
Я нахмурилась.
– С чего вы взяли, что я от чего-то убегаю?
– Одинокая женщина снимает пляжный домик на месяц, не планируя встречаться с друзьями и родными? Я не сыщик, tu sabes
[17], но и не дура. – Она засмеялась и откинулась в кресле, ожидая ответа.
И я ей рассказала – почти все.
– Вот такая штука. Я недавно узнала, что человек, за которым я восемь лет была замужем, предпочитает мужчин.
– Dios mio!
[18] – вскричала она.
– Да, радость небольшая. Я узнала об этом меньше двух недель назад, – сказала я и отпила из бокала, который, казалось, теперь содержал более легкую жидкость.
Милагрос восприняла мои глотки как знак того, что мне наконец понравилось.
– Вот, – сказала она, извлекая из-под кресла кувшин. – Выпей еще.
– Может, больше не надо… – промямлила я, но она уже наполнила мой стакан.
– Если когда-то и надо, то именно сейчас. Ну расскажи, что случилось, когда ты узнала?
Я снова отхлебнула из стакана.
– Я ушла с работы, опустошила квартиру, чтобы все продать, и купила билет сюда.
– Ay, mija, уж я-то знаю, что такое дурные мужья. Расскажу тебе о моем третьем, Хосе. Как-то на работе я заболела. Директор сказал, чтобы я шла домой и не заражала учеников. У меня была температура, я еле двигалась, но когда позвонила Хосе, чтобы спросить, не отвезет ли он меня домой, он не взял трубку. Так что я села в автобус и кое-как дотащилась до дома. И когда вошла в спальню, застукала этого hijo’e puta
[19] с моей лучшей подругой…
Я ахнула.
– И с ее мужем в придачу! – объявила Милагрос. – Каковы извращенцы! Извини, если у тебя вышло так же, – добавила она.
– Не так, – заверила я ее. – И что вы сделали?
– С Мигелем? Claro, развелась с ним, – сказала она и скрестила руки.
– С Мигелем? В смысле, с Хосе?
– Мигель, Хосе – какая разница? Все, что осталось от этого человека, – моя версия этой его истории. Я хочу сказать, mija, что боль в конце концов проходит. И в один прекрасный день все это покажется тебе смешным. Te prometo
[20].
– Все так говорят. – Я не стала объяснять, что не располагаю роскошью дождаться, когда случится эта перемена.
Милагрос снова наполнила мой стакан и знаком пригласила меня прогуляться по пляжу.
– Не волнуйся, это безопасно, – сказала она, запирая за нами ворота патио. Мы стояли на песке, молча пили и наблюдали, как солнце опускается все ниже, оставляя за собой ярко-розовые и бледно-голубые всполохи.
Три месяца назад Том, Джесс, O’Рейли и я отмечали конец лета – взяли напрокат частный пароходик и катались по озеру Мичиган. Вечер казался бесконечным, пока мы не посмотрели на небо и не увидели, что солнце село, почти мгновенно, и маячило на самом горизонте. Несколько секунд оно просвечивало сквозь оскаленные зубы городских домов, а потом исчезло, мы даже не поняли, когда. Мне стало казаться, что моя жизнь, подобно солнцу, прокатилась мимо, пока я смотрела в другую сторону.
– А почему Вьекес? – через некоторое время спросила Милагрос.
– Отец сказал, что маме здесь очень понравилось.
Она кивнула, поняв то, чего я не сказала.
– Я тоже слишком рано потеряла свою mami. Твоя была умница, раз ей здесь понравилось.
Я смотрела, как волны на западе поглощают последние дневные лучи. Я чудом попала на остров, но ведь попала же, пока не стало слишком поздно. А это что-то да значило. Правда?
16
Наутро я проснулась с раскалывающейся головой, ромовым привкусом во рту и настоятельным желанием сделать что-нибудь полезное. Полагаю, что когда десять из отпущенных тебе ста восьмидесяти дней жизни уже потрачены, ощущаешь некоторую потребность преодолеть похмелье и провести время разумно.
Я проглотила миску шоколадных хлопьев, надела кроссовки и намазалась репеллентом от насекомых. Потом запрыгнула в джип и двинулась по туристической дороге, о которой прочитала в одной из брошюр-путеводителей, валявшихся в пляжном домике.
Дорога была частью национального парка, недавно образованного на территории бывшей военно-морской базы, но, исключая металлический указатель, гласивший, что местность открыта для посетителей до десяти вечера, не было никаких признаков отличия парка от прочей территории, покрытой буйной растительностью. Я оставила джип на стоянке рядом с указателем и отправилась пешком по едва заметной грунтовой тропинке. Как обычно, голос Пола нашептывал мне на ухо предупреждения, что здесь могут водиться хищные звери, и чтобы его заглушить, я начала громко напевать. Что может быть ближе к Богу, чем природа? Уж здесь-то наверняка я буду цела и невредима.
