Переступив через поваленное дерево, я стала представлять себе, как жили здесь первые поселенцы во времена, когда не было ни дорог, ни машин, ни забегаловок, где можно купить питьевую воду, от которой тебя не скрутит приступ гастроэнтерита в момент, когда нужно перебраться через яму. По мере того как я продиралась вперед, тропа становилась все у́же, ветки хлестали меня по лицу, колючие лианы хватали за ноги. Почуяв поживу, тучи комаров величиной с большой палец закружились вокруг меня и вонзали жала в мою кожу, будто «ДЭТА», которой я намазалась, была соусом для барбекю.
Я не пыталась изображать из себя боевую женщину. Я никогда не ходила в походы и на рыбалку забавы ради, и даже не делала вида, что мне нравятся простецкие развлечения на свежем воздухе, как делала, например, моя коллега Кори, потому что ее мужа страшно возбуждали женские груди, обтянутые камуфляжной тканью. Но мне хотелось лучше понять, почему моя мама считала эту груду песка посреди моря такой волшебной, а буйные парки составляли неотъемлемую часть индивидуальности острова. И я пробиралась вперед.
Вскоре узкая тропка привела меня к развилке двух дорожек пошире. Обе выглядели довольно ухоженными, возможно, даже были делом рук ландшафтного архитектора. Я пришла в восторг: ну наконец-то поход мне по силам! Я выбрала дорогу справа.
Пройдя около четверти мили, я услышала громкое урчание. В какой-то миг я ожидала, что увижу диких лошадей, может быть, целый табун, подумала я, когда шум приблизился.
Но передо мной возникла совсем другая лошадиная сила в виде желтого пикапа, который несся прямо на меня. Из окон доносились вопли компании подростков, и когда машина приблизилась, я увидела, что кузов тоже полон буйных мальчишек. Я отступила с середины дороги вправо, и грузовик тут же вильнул влево, прямо на меня. Видел ли меня водитель? Может быть, молокососы играют в какую-то садистскую игру? Я понимала одно: мне надо двигаться. Немедленно. Не теряя ни секунды, я бросилась в кусты позади меня, расцарапав себе все не прикрытые одеждой части тела. Пульс отдавался в ушах, я задыхалась. Если бы я не отскочила, они бы меня переехали.
Они бы меня переехали.
Послышался хохот, грузовик развернулся в грязи, двинулся по второй дороге и исчез за деревьями.
Я так и сидела, скорчившись в кустах, ожидая, что парни вернутся и прикончат меня. Вообще-то следовало бы заплакать, но глаза у меня оставались сухими – даже странно для такой хронической плаксы, как я. Я сидела неподвижно, с каменным лицом, даже не пытаясь отгонять комаров, пирующих на моей коже.
И тут парк огласил душераздирающий вопль. Я не сразу сообразила, что этот вопль мой и что сейчас он раздастся снова. Дав наконец выход глубоко сидевшей во мне ярости, о которой сама не подозревала, я кричала и кричала, пока в груди не закололо и голос не охрип до такой степени, что кричать стало невозможно.
Случись это три недели назад, я бы в ужас пришла от одной мысли о том, чтобы дать такое представление, даже посреди необитаемого леса. Но сейчас мне было все равно. Я была приличной особой, которая жила честной, хотя и скучной жизнью; но даже если бы я не заметила двух предыдущих предупреждений, сейчас вселенная послала мне ярко-желтый грузовик, чтобы недвусмысленно сообщить: так или иначе, но я умру – и очень скоро.
17
Я не собиралась портить себе отдых из-за кучки идиотов-подростков. Именно это я говорила себе на следующее утро по пути в Исабель-Сегунду, главный город Вьекеса. Даже после того как я хорошо выспалась и долго мокла под душем, вчерашний шок прошел не до конца, но я была уверена, что чашка хорошего кофе и пара-тройка булочек успокоят мои нервы.
Исабель-Сегунда оказалась больше Эсперансы, здесь было полно магазинчиков, выкрашенных в пастельные цвета, и муниципальных зданий, а такого количества церквей в одном месте я вообще никогда не видела. Прогулявшись туда-сюда по улице, я наткнулась на ослепительно-розовое кафе, из которого доносился поистине райский аромат сладостей и выпечки. Я вошла и села на один из барных табуретов, стоявших вдоль полукруглой стойки.
– Чем это так вкусно пахнет? – спросила я женщину за стойкой.
– Mallorcas, – произнес чей-то голос.
Не оборачиваясь, я ответила:
– Неужели?
– Да, именно так они называются, – сказал Шайлоу, взгромождаясь на соседний табурет. Его волосы были влажными, как будто он тоже недавно принимал душ, но футболку, казалось, он, не снимая, носил две недели, а защитного цвета шорты выглядели так, будто они гуляли сами по себе.
– Нет, «неужели» в том смысле, что неужели ты не мог выбрать другое место, чтобы выпить кофе? – пробормотала я, едва взглянув на него. – Неужели у тебя нет самолета, чтобы залететь куда-нибудь в океан?
Он усмехнулся.
– Я вообще-то в отпуске, пока Федеральная авиаслужба расследует нашу маленькую аварию. Так что нет, в ближайшее время я больше не смогу умело зайти на посадку рядом с берегом и спасти тебе жизнь, – он повернулся к барменше: – Hola, Cecelia. Dos mallorcas, por fa, y tres cafecitos
[21].
Как раз когда я собралась с духом, чтобы ответить как следует, он взял и заговорил по-испански!
– Может быть, переведешь, что ты сейчас сказал?
– Я заказал тебе кофе. Ты ведь пьешь кофе?
– Я истребляю кофе, как ты – пеликанов. Надеюсь, ты попросил для меня эту… махорку?
– Майорку, – поправил он. – Конечно.
– Отлично. Значит, судя по твоему сочному акценту и знанию местной выпечки, ты здесь живешь?
Он расплылся в улыбке.
– Где я только не живу. Здесь есть служебная квартира, в которой я останавливаюсь между полетами. В остальное время я живу дома, в Сан-Хуане.
– Бродячая жизнь. Интересный выбор для человека в твоем возрасте.
– Мне сорок два, и твои слова звучат сомнительно в устах двадцатидевятилетней женщины, которая путешествует одна.
Настал мой черед улыбаться.
– Мой эскорт-мальчик в этом месяце занят.
– Не сомневаюсь. Что-то мне подсказывает, что этот твой Том не отказался бы сопровождать тебя здесь.
Улыбка сползла с моего лица. Я старалась не думать о Томе, но это оказалось труднее, чем представлялось. Я провела с ним шесть тысяч пятьсот с чем-то дней (не то чтобы я специально считала). Хватит ли того лилипутского срока, который мне осталось жить, чтобы выбросить его из головы?
– Извини, – быстро сказал Шайлоу. – Вижу, что это запретная тема. Больше не стану упоминать этого парня, чье имя рифмуется с «ломом».
Я невольно засмеялась.
– Спасибо.
Подняв взгляд, я увидела, что его теплые карие глаза снова внимательно смотрят на меня и он не собирается их отводить. Я испытала неописуемое, радостное облегчение, когда барменша придвинула к нам белые керамические тарелки. На каждой лежала большая маслянистая булочка, посыпанная сахарной пудрой. Между тарелками она поставила три маленькие картонные чашки с кофе.
