– А я все ждал, когда ты заметишь. Это биолюминесценция. Бухта полна крошечных организмов под названием динофлагеллаты, а они начинают светиться, если их побеспокоить. Лучше всего это выглядит на человеческом теле.
Я вспомнила, как отец рассказывал мне о бухте, а я тогда решила, что он слегка спятил.
– Хочешь в воду? – спросил он.
– А можно?
Он кивнул на группу людей на каяках с другой стороны бухты, которые уже выбирались из лодок.
– Не могу обещать, что не утоплю тебя, но обещаю, что постараюсь.
Я осторожно опустилась в воду. Она была теплой, но плотной, даже густой, и вытолкнула бы меня на поверхность даже без помощи спасательного жилета. Шайлоу подгреб поближе и сцепил наши каяки вместе веревкой. Спрыгнув с каяка, он поплыл ко мне, оставляя за собой сине-зеленый поток биолюминесценции.
– Когда испанские колонисты впервые приплыли на Вьекес, они приняли это свечение за козни дьявола и попытались отгородиться от бухты, – он показал на узкую полоску в дальнем конце бухты. – Но из-за этого в воде стали застревать листья растущих вокруг манговых деревьев, а ими-то и питаются динофлагеллаты. В результате организмы размножились и стали светиться ярче, а испанцы ушли отсюда, оставив все, как было. Поэтому здесь ничего не изменилось.
– Потрясающе, – прошептала я и лениво поплыла по-собачьи к берегу и наблюдая, как светятся мои руки.
– Мне не хотелось, чтобы ты это пропустила, а при полной луне эффект уже не такой. А теперь ляг и смотри вверх.
Я легла на спину, и мои ноги тут же вытолкнуло на поверхность, как будто в этой волшебной воде я стала невесомой. Увидев небо, я ахнула. Надо мной расстилался бесконечный черный ковер, на котором сияли самые яркие, белые звезды, какие я только видела.
– Здесь мало световых помех, – сказал Шайлоу. По его тону было ясно, что он доволен произведенным эффектом.
– Подумать только, а ведь их вообще там нет, – сказала я, в первую очередь сама себе. Когда-то папа рассказал мне, что, возможно, большинство звезд, если не все, догорают задолго до того, как мы можем их увидеть: от них остается только свет, доходящий до нас сквозь эфир.
– Это как посмотреть, – заметил Шайлоу.
– В каком смысле?
– Ну, технически говоря, мы видим сгустки ядерного синтеза, произошедшего за миллиард лет до нашего рождения. Но что касается меня, я их наблюдаю в данный момент, значит, они существуют в настоящем. Они зародились в прошлом, но реальны и сейчас.
– Ага. – Я смотрела на небо и думала о времени и пространстве, а еще о маме, которая, что бы там ни было, сияла где-то наверху.
Он спросил, знаю ли я, почему звезды светят, и я призналась, что нет.
– Это большие скопления плазмы, которую удерживает их собственная сила тяжести, и они сами себя вдавливают внутрь. От этого саморазрушения образуется трение. А до нас оно доходит в виде света.
– Я и не знала, что ты силен в естественных науках.
– Я же зарабатываю себе на жизнь, постоянно испытывая законы Ньютона.
– Очко в твою пользу.
– Вообще-то я люблю астрономию. Она много может рассказать о состоянии человека.
Я не очень поняла, к чему он клонит, и не связано ли это как-нибудь с моим раком. Но мне не хотелось портить момент объяснениями, которых я не желала слушать, и я начала плавать на спине и вскоре забыла обо всем на свете. Вокруг меня – свечение моей собственной кожи; надо мной – небо, где сверкают остатки прошлого. Подумать только, и мама была здесь, она плавала в этой самой воде и смотрела на это небо! Я невольно почувствовала огромную благодарность за то, что дожила до этого момента, чтобы испытать то же самое.
– Спасибо тебе, – тихо сказала я Шайлоу.
– На здоровье, – ответил он и взял меня за руку в воде.
Я была несколько разочарована, когда несколько минут спустя он выпустил мою руку и предложил двигаться назад. С едва скрываемой неохотой я согласилась, и мы начали грести к берегу. Выбрались, вытерлись и сели в джип, и все выглядело так, будто только что мы упустили момент.
(Может быть, он думает точно так же, – говорила я себе.)
– Еще раз спасибо, – снова сказала я, когда мы остановились перед пляжным домиком.
– Не за что. Спасибо, что поехала со мной. – Он взглянул на меня и снова опустил глаза на руль.
– Хорошо. Увидимся, – сказала я и вышла прежде, чем он протянул руку, чтобы открыть мне дверь.
– Хорошо звучит, – услышала я его голос.
Отпирая дверь, я слышала, как его джип медленно катится по гравию, но не обернулась, чтобы помахать на прощание. Я крутая! Я алмаз в непробиваемой оболочке из шеллака! И мне вовсе не нужен миленький романчик с недоделанным сорокадвухлетним красавчиком, еж твою двадцать.
Все эти заклинания не помогли: едва я вошла в пустой дом, слезы потекли ручьями. Проблема была даже не в Шайлоу как таковом. Просто навалилось все сразу: ни с чем не сравнимые впечатления в бухте. Болезненное одиночество женщины, отвергнутой мужем, который даже не понимал, что отверг ее. Неумолимо надвигающийся конец.
Я вышла на веранду, громко шлепая сандалиями, как будто специально напоминая себе о своем одиночестве. Свет я даже не включила.
Я бросилась на плетеный диванчик и стала смотреть на волны сквозь стекло. Потом опустила лоб на руку, как героиня викторианского романа, и начала плакать. Плакала и плакала; потом перестала и тут же начала снова. Я чувствовала, что лицо у меня опухло от соли и горя, но скорее мне бы удалось заарканить звезду, чем перестать плакать.
Тут я услышала легкий стук в оконное стекло и струсила – самую малость. Я вытерла глаза и открыла дверь.
– Черт бы тебя взял, Шайлоу, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос не сорвался.
– Либби, – сказал он, взял мое распухшее лицо в свои жесткие ладони и поцеловал меня так, как раньше никто никогда не целовал. Властно. Нежно. И уж конечно, это не был поцелуй мужчины, которому не нравятся женщины.
Да, знаю-знаю: нехорошо сравнивать между собой мужчин, с которыми ты спала. Это несправедливо, даже если один из них не расположен к твоему полу. Но после того как Шайлоу поднял меня и отнес обратно на диван, после того как он целовал меня, пока я сама чуть не содрала с себя почти всю одежду, после того как он отвел меня в спальню, раздел и разделся сам, после того как он вошел в меня и заставил кричать от первобытного наслаждения, – после всего этого я не могла не понять, чего была лишена все эти годы.
И я подумала: спасибо тебе, Том.
Спасибо тебе за эту ужасную, кошмарную, душераздирающую отсрочку. Потому что без нее я бы не оказалась на Вьекесе, где наконец, о господи, наконец-то меня как следует трахнули, пока не оказалось слишком поздно.
20
Шайлоу лежал рядом со мной с полузакрытыми глазами и водил пальцем по моей руке.
