Пол гнул свое:
– Конечно, все зависит от того, где ты будешь лечиться. Ночью я провел небольшое расследование.
– Не сомневаюсь.
Он взмок даже больше, чем я, стянул с себя рубашку-поло, аккуратно сложил и сунул в свою сумку.
– А если бы мы поменялись ролями, ты сидела бы сложа руки?
– Нет.
– Динь-динь-динь! У нас нейронная связь!
Я выхватила из корзины пластиковый нож и наставила на него.
– А это видел?
Он проигнорировал меня.
– Клиника Майо проводит вторую фазу клинических испытаний, и это звучит многообещающе. А в Колумбии есть врач, который написал несколько работ по Т-клеточным лимфомам.
– Не все сразу, – сказал Шайлоу, обнимая меня за плечи.
Пол нахмурился, я так и видела, как в его голове крутятся колесики: с чего это чужой человек защищает его сестру?
Вероятно, Пол пришел к выводу, что Шайлоу прав, потому что тут же сказал:
– Да, верно. Не все сразу.
Пообедав, мы взяли напрокат три каяка. Море было тихим, Шайлоу и Пол с легкостью вышли на несколько сотен ярдов вперед, но я задержалась у берега. Я согласилась на лечение, но не могла себе этого представить; когда я пыталась вообразить, как сижу в пастельного цвета кресле из искусственной кожи, а из капельницы в мои вены сочится внутривенный раствор, я видела перед собой мамино лицо, а не свое.
Я тряхнула головой и посмотрела на море, пытаясь взбодрить свой разум зрительными впечатлениями и увидеть свое существование после Вьекеса в положительном свете. Но стеклянистая зеленая вода не вдохновляла. Я не представляла себе, как может выглядеть следующий этап моей жизни, и, похоже, это доказывало, что Пол выдает желаемое за действительное.
Не знаю, сколько времени я болталась у берега, когда Пол повернул назад.
– Ты говорила с Томом о своем здоровье? – спросил он, когда нос его каяка мягко ткнулся в борт моего.
– Нет, – ответила я, наблюдая, как косяк серебристых сардин проплывает между нами и исчезает в темных глубинах.
– А намерена?
– Нет. Но если хочешь пригласить его на мои похороны, я разрешаю. Только усадите его сзади.
Пол поморщился.
– Прекрати уже эти шуточки.
– Извини.
Его каяк начал дрейфовать назад: подняв весло, он зацепил его за борт моей лодки, соединив их вместе.
– Ты скучаешь о нем?
Я покачала головой.
– И не думаю.
И не думаю, говорила я и себе, но это было далеко от правды. Я скучала по тому, как он притягивал меня к себе ночью, и наши тела вдавливались друг в друга, как матрешки. Я скучала по тому, как он во время разговора закладывал мне за ухо выбившуюся из прически прядь волос. Я скучала по чувству, что принадлежу ему, а он, как я полагала, мне.
– Ты еще полюбишь, – сказал Пол.
– Может быть, – ответила я, оглядываясь через плечо на Шайлоу, который плескал веслами поодаль.
– Не странно ли? – спросил Пол. – Так скоро найти себе кого-то? Не то чтобы это плохо, но… вы вместе выглядите очень гармонично. Надеюсь, это не усложнит тебе жизнь.
– Не усложнит.
Он посмотрел на меня.
– Что такое?
– Осторожнее, Либз, – сказал он, снова взглянув на Шайлоу. – Мне нравится этот парень, но он не стоит твоей жизни.
– Можешь мне поверить, он первым согласится с тобой. Несмотря на свое «не все сразу», он только и говорит, что нужно выбираться отсюда и идти к специалисту.
– Ха, – хмыкнул Пол; похоже, я его не убедила. – Но хватит о Шайлоу. Главное для нас сейчас – это ты, Либз.
На обратном пути Шайлоу нежно обнял меня за талию, я положила голову ему на плечо, и так мы сидели до самой пристани Вьекеса. Может быть, Шайлоу затуманивает мое зрение, подумала я. Может быть, мне не следовало в тот раз обедать с ним; тогда я бы не влюбилась в него, и Пол не смог бы связаться с ним, чтобы найти меня, и у меня было бы больше времени, чтобы спланировать свои последние дни без постороннего вмешательства. Все это было возможно, но когда лодка стукнулась о стену дока и мы с Шайлоу разъяли объятия, я почувствовала странную благодарность, что все произошло именно так.
26
– Спой мне, Либби Лу.
– Какую песню, мама?
– Нашу песню, Либби, – сказала она, пытаясь улыбнуться, повторяя хорошо отрепетированную реплику. Песня была только одна. Но мы с Полом всегда спрашивали, и в тот день она, как всегда, ответила: «Ты – мое солнце».
Ей оставалось жить около недели, но я тогда этого не знала. В течение многих дней она то впадала в забытье, то приходила в себя. Когда она бодрствовала, она в основном лепетала что-то бессвязное. Но в моменты прояснения я хваталась за эту золотую обманку, как будто могла купить на нее вечность, и уверяла себя, что она выкарабкается. Я накрыла ее руку своей и пела, как будто время было вопросом торга, а конец – делом выбора.
«Ты мое солнце, мама», – думала я, глядя, как ее глаза трепещут под бледно-лавандовыми веками. Сколько я себя помню, она пела эту песню Полу и мне перед сном. После того как рак лишил ее сил, постановив, что она больше не может жить дома, не говоря уже о том, чтобы петь по вечерам у дверей нашей спальни, мы с Полом стали петь ей свою версию. Вместо «Солнце, не уходи» в ней пелось «Сердце бьется в груди»; строчки о пробуждении и пропавшей любви мы полностью пропускали. Если мама и замечала наши слабые попытки смягчить текст, то не подавала виду. Она просто просила нас спеть еще.
Когда ее не стало, я поклялась себе, что больше никогда в жизни не стану петь эту песню. Хитрая уловка – завернуть смерть и судьбу в обертку колыбельной песенки. Уже взрослой я однажды сбежала из детской комнаты моей двоюродной сестры после того, как наткнулась на плюшевого мишку. Какой-то производитель игрушек вшил в зверушку с глазами-бусинками музыкальную шкатулку, без сомнения, осознавая, что ребенок, получивший мишку, рано или поздно поймет, что его игрушка исполняет песню о потере самого любимого человека.
Но черт возьми, это было первое, что пришло мне в голову утром, когда Пол собирался назад в Нью-Йорк. Я напела несколько тактов, прежде чем сообразила, что делаю, и тут же включила радио, чтобы заглушить мелодию, звучавшую в голове, яркими, звонкими звуками сальсы.
Бесполезно. Песня все еще звучала в моих ушах, пока я ехала в гостиницу к Полу. Он стоял в холле, телефон в одной руке, чемодан в другой. Он сразу бросил то и другое, чтобы обнять меня.
Он никак не мог выпустить меня из объятий.
– Ты что, уже полечился? – засмеялась я.
– Есть немного. Но вообще-то я просто не хочу с тобой расставаться. Ты уверена, что не едешь со мной сейчас же?
