Я сделала глоток шампанского.
– Кто бы сомневался.
– Нет, правда, Либби. Я серьезно.
– На чьей ты стороне, Джесс?
– На твоей. Будь уверена, – проговорила она с тенью раздражения. – Просто нам с Майклом трудно. Мне не нравится то, что вытворяет Том. Но Майклу он как брат. Ты же знаешь.
Я осушила свой стакан и стала смотреть на пузырьки, оставшиеся на стенках бокала.
– Пожалуйста, не говори мне о трудностях. У меня рак.
– Не смешно.
– Вот именно, – согласилась я. – Ничуть.
Джесс уставилась на меня.
– Ты что, серьезно?
– Все это уже ненадолго, моя дорогая.
Ее глаза наполнились слезами.
– О боже, Либби. Какой кошмар. Что случилось? Когда ты узнала?
Я быстро и начерно рассказала ей обо всем.
– Поэтому я и носилась, как после частичной лоботомии, – заключила я.
Она покачала головой.
– Почему же ты не сказала мне раньше?
– Не знаю. Казалось, что это все чересчур.
– Чем тебе помочь, Либби? Я сделаю все, что тебе нужно. Может быть, поговорить с Томом?
– Спасибо, Джесс. Это для меня очень важно. Понимаю, что это слишком серьезная просьба, но не могла бы ты ничего не говорить ему? Я не готова к тому, чтобы он знал. И вряд ли когда-либо буду готова.
Джесс, вероятно, не слишком регулярно ходила делать свои любимые инъекции ботулина, потому что морщинка на ее лбу углубилась как минимум на полсантиметра.
– Ты не хочешь ему говорить? В конце концов, он твой муж.
Я вздохнула.
– Был, Джесс. Том был моим мужем. Мне сейчас не до самокопания, но одно я знаю точно: не хочу, чтобы он хоть каким-то боком имел касательство к моему здоровью. Поможешь мне в этом?
Она кивнула.
– Спасибо. – Я соскользнула со стула и крепко обняла ее.
– Ты что, обнимаешь меня, Либби Миллер?
– Типа того, но не слишком привыкай к этому.
– Почему это?
– Я собираюсь в Нью-Йорк на некоторое время.
– Лечиться?
– Вроде как.
Она засмеялась и поцеловала меня в щеку.
– Возвращайся побыстрее. И когда я позвоню тебе, возьми трубку.
Я улыбнулась.
– Постараюсь.
Когда я легла спать, меня охватило странное ощущение. Я не спала, но мое тело было парализовано, будто я была заключена в жидкое стекло, не могла двигаться, даже не могла открыть глаза. В груди тяжесть, дышать трудно – и тут я запаниковала. Это рак распространяется, подумала я. С момента постановки диагноза прошло более месяца, и я была уверена, что злокачественные клетки курсируют по всему моему телу, разрушая все на своем пути. Без всяких навороченных обследований доктора Сандерса я понимала, что мое время истекает.
А потом мне стало спокойно. Мне как будто снилось, что прохладная, уверенная рука гладит меня по лбу.
И паралич исчез. Я села в кровати и потянулась к телефону на тумбочке, зная, что делать дальше.
30
Утром я подписала документы на недвижимость и заставила нотариуса подписать письмо о том, что Радж имеет право принимать любые важные решения от моего имени. Или я, или Том должны были присутствовать при заключении сделки, я надеялась, что Джесс, недавно узнавшая о моих трудностях, как-нибудь уговорит Тома прийти. Продажа квартиры должна была принести почти вдвое больше, чем я получила по страховке за мою мать.
Это была большая сумма, по крайней мере для меня. И все же все деньги могли уйти на один курс лечения, который, может статься, не продлит моей жизни. Об этом думать не хотелось.
Возвращаясь домой от Раджа, я позвонила Полу.
– Все в порядке? – спросил он.
– Что именно? – спросила я, точно зная, о чем он говорит.
– Ты уже позвонила своему врачу?
– Он не мой врач, и да, я ему позвонила.
– И что же он сказал о лечении?
– Он сказал, что мы с тобой должны вместе поехать в Детройт.
– Быть того не может.
– Ладно-ладно, не сказал. Но так как ты преодолел свой страх перед полетами…
– Преодолел? Скорее получил хроническое недержание мочи и целый букет язв.
– Но ты же сел в самолет? Даже два раза. Так что… Может быть, съездишь со мной на могилу мамы? Мы там не были сто лет.
Минуту он помолчал.
– И правда давно, – согласился он. – Не то чтобы я прямо рвался ехать с тобой, но ты же знала, когда звонила, что я не смогу тебе отказать.
И это была правда.
– Это пойдет на пользу тебе, – сказала я. – Нам.
– На пользу нам пойдет лечение, когда ты наконец им займешься. А Детройт как ждал, так и подождет, пока ты не пройдешь курс.
– Не подождет, я еду в любом случае. Прежде чем хоть одна игла коснется моего тела. И я бы очень хотела, чтобы ты поехал со мной.
– Куда девалась моя милая и послушная сестра, которая меньше недели назад подчинялась моему влиянию?
– Никуда не девалась, Пол. Она тут как тут. И ты ей нужен.
– Ты просто кошмар, Либз. Абсолютный кошмар. Позвони мне вечером, чтобы мы могли скоординировать рейсы.
Я вздохнула с облегчением. Что бы я там ни говорила, ехать без него я никак не могла.
Два дня спустя я приземлилась в Детройте, где Пол уже ждал меня за стойкой проката автомобилей. Обняв меня, он сказал:
– Славная, милая Либз. Ты хоть немного спала после нашего разговора?
– Не так быстро, пупс, – сказала я, тщетно пытаясь найти складочку у него на боку, чтобы ущипнуть. – Что ты задумал, довести процент подкожного жира до семи?
Он взял у меня чемодан.
– Не заговаривай мне зубы.
– Я только и делала, что спала, – ответила я, вспоминая, как прошлой ночью продрыхла двенадцать часов. – Как будто я впадаю в кому, только невероятно медленно.
– А что говорит твой врач? – спросил он, когда мы шли через автоматические двери на парковку, где ждала наша машина.
Я пожала плечами.
Пол остановился посреди дорожки, соединяющей аэропорт с парковкой, и уставился на меня.
– Шевелись, пока тебя не сбили, – сказала я, увидев, что к нам несется маленькая красная машина.
Он продолжал стоять столбом и пялиться на меня.
– Ты начинаешь меня пугать. По-твоему, врачу не следует сказать о хронической усталости, учитывая обстоятельства?
