Я не могла дождаться увидеть это место своими глазами.
Организаторы биеннале согласились с нашим планом придумать перформанс после приезда. Десятью днями позже мы приземлились в Австралии. И к нам пришла очень простая и красивая идея. В конце концов, мы совершили путешествие на край земли, где сезоны менялись местами и по-другому светило солнце, поэтому мы решили сделать что-то со светом и тенью. В результате появилась работа «Край». В ней Улай медленно ходил по высокой стене двора со скульптурами в Галерее Нового Южного Уэльса, с другой стороны которой находилась оживленная магистраль. В то время как он шел в условиях реальной угрозы падения, я шла по краю тени от этой стены во дворе в опасности метафорической. Тень медленно продвигалась по двору, пока ровно через четыре часа и пятнадцать минут, когда солнечный свет полностью ушел со двора, перформанс завершился.
После перформанса у нас было десять свободных дней, перед тем как вернуться домой. Нас поглотила идея провести эти дни в малонаселенной части. Когда мы рассказали Нику Ватерлоу, директору биеннале, о нашем наваждении, он сказал, что у него есть друг Филип Тойн, который живет в Элис Спрингс, в сердце пустыни, и знает эту местность очень хорошо. Тойн был защитником по правам на землю аборигенов, сказал Ник, он намеревался вернуть племенам их священные земли, отобранные австралийскими поселенцами. Ник дал нам сопроводительное письмо для Филипа. «Он немного сварлив, – сказал Ник. – Но если вы дадите ему это письмо, возможно, он покажет вам пустыню».
В те дни легче было добраться из Сиднея в Париж или Лондон, чем в Элис Спрингс. Мы достали самые дешевые билета, прибыли в назначенное время и начали осматриваться.
Тогда в Элис Спрингс было около трех улиц и мало прохожих. Мы начали спрашивать всех подряд: «Где живет Филип Тойн?» И наконец один человек направил нас к полуразрушенному отелю в конце грязной дороги, оказавшемуся на поверку главным офисом организации по правам аборигенов на землю.
Мы зашли внутрь и увидели небритого, засаленного человека, кричащего на кого-то по армейскому полевому телефону. Наконец он повесил трубку, смерил Улая и меня взглядом и сказал: «И кто вы, черт побери?».
«Мы – друзья Ника Ватерлоу, – ответили мы. – Он сказал передать вам это письмо».
Он прочитал письмо и начал кричать на нас: «Вы, придурки, совсем выжили из ума? Убирайтесь из моего офиса! Почему он посылает ко мне этих идиотов? Очередные туристы-кровопийцы! Хотите наснимать аборигенов, потом вернуться обратно в свой уютный домик и говорить всем, что вы видели аборигенов! Я с вами даже близко не хочу иметь дела – проваливайте отсюда!». Он угрожающе встал, и мы попятились из его офиса.
Мы застряли. Мы купили мегадешевые билеты, и вернуться назад раньше у нас не было шансов. Мы застряли на неделю в городе с тремя улицами; для того чтобы пойти куда-то в окрестности, нужно было разрешение, но даже будь это по-другому мы все равно не представляли, куда идти и как туда добраться.
В городе было три места, где можно было поесть, и куда бы мы ни шли, мы наталкивались на Филипа. Спустя несколько дней, он заговорил с нами. Он сказал: «Хорошо, чего вы хотите?».
Мы сообщили ему, как могли, кто мы были и чем занимались. Мы не туристы, сказали мы ему, мы художники. Мы много где были и испытываем глубочайшее уважение к местному населению. Мы были очарованы этой местностью и племенами ее населяющими, мы просто хотели познакомиться поближе и дать этому прорасти в своих работах.
Он покачал головой, почти сочувственно. «Извините, друзья, – сказал он – Не в этот раз. Права аборигенов на землю – очень чувствительный вопрос, какие только организации не переживают по поводу того, что аборигенов эксплуатируют, в особенности иностранцы. Но если вы действительно что-то хотите сделать для них, то в следующий раз приезжайте с конкретным предложением, и тогда посмотрим».
Мы побродили по Элис Спрингс десять дней, вернулись домой и написали предложение Австралийскому совету по визуальной культуре. Мы написали, что хотим прожить вместе с аборигенами шесть месяцев, изучить их и их жизнь и позволить этим наполнить наше искусство чем-то новым. Шесть месяцев после этого мы хотели провести, путешествуя по Австралии и показывая новые работы, вдохновленные нашим опытом, рассказывая всем о времени, проведенном в пустыне.
Членам совета очень понравилась работа «Край». Они одобрили наше предложение и выдали нам щедрый грант на следующий год.
В октябре 1980 года мы продали фургон, Альбу на время отдали нашей подруге Кристин Кениг в Амстердаме и улетели в Австралию.
В Сиднее мы купили подержанный джип и запаслись всем, что, как нам казалось, может понадобиться в течение шести месяцев жизни в пустыне. Потом мы совершили длинную поездку на машине до Элис Спрингс – больше полутора тысяч километров дороги и около двух недель в пути – и вот мы снова были там, и там же был Филип Тойн. «Вы что, уже вернулись?» – сказал он.
Нам нужен был кто-то, кто бы смог стать нашим гидом и познакомить нас с племенами. Он знал и территорию, и племена. Мы также знали, что он пишет книгу о правах аборигенов на землю, чтобы потом презентовать ее австралийскому правительству, и спросили его, что мы можем сделать для него.
«А что вы умеете делать?» – спросил он.
Улай когда-то был инженером и мог составлять карты; он также был фотографом. Я умела делать графический дизайн. Для книги Филипу нужны были карты, фотографии и графический дизайн. И он согласился нам помочь.
Следующий месяц мы провели в поездках с Филипом, составляя карты и делая фотографии местности. Каждый вечер мы возвращались в Элис Спрингс и ужинали в одном из трех ресторанов с Филипом и его другом Дэном Вачоном, канадским антропологом. Ночевали мы в поломанном мотеле, офисе Тойна, это было достаточно необычное место. Там часто появлялись змеи и огромные пауки, не было кондиционеров, и, мой бог, как там было жарко. Осень в северном полушарии это весна и центральная Австралия накалялась. Температура днем могла доходить до 45 градусов Цельсия.
Иногда мы целый день ехали вдоль забора от динго, забор длиной около 5600 километров, защищающий овец юго-восточной части от диких собак динго в центральной части. Невозможно было поверить, что забор может быть таким длинным или таким эффективным в вопросе защиты от хищников. Это напомнило нам с Улаем о еще более длинном и старом ограждении на севере – Великой Китайской стене.
С помощью Филипа Улай нанес на карту все деревья, камни, источники и горы, священные для живущих там племен. Мы читали обо всем этом, но здесь в пустыне, в этой невыносимой жаре и безбрежной пустоте все, что мы видели и слышали, приобретало еще большее значение. Для аборигенов у всего, что было на земле и на небесах, была душа. Это напомнило мне о существах, с которыми я разговаривала, когда была маленькой, в плакаре – глубокой темной коморке в нашей квартире в Белграде. Встреча с аборигенами представила мне доказательства того, что не я одна так полагала, и что этот предположительно невидимый мир действительно существовал. Аборигены, как я потом узнала, все время жили в этом мире. Филип, наконец, успокоился, что мы не туристы – возможно, он считал нас сумасшедшими, возможно, он не понимал, что мы делали, но, я думаю, он уважал это. И теперь, когда мы закончили помогать ему, Филип разрешил нам посетить южные станции, недоступные простым путешественникам. Он отвез нас туда и познакомил с членами племен питьянтьятьяра и пинтупи, дальше мы должны были действовать сами.
