– Вы, наверное, спустили лорда-коннетабля с лестницы? – Улыбнулась я.
– Вместе с его фахановыми деньгами, – кивнула леди Консуэло, – и монеты презабавно отскакивали от его глупой лысой головы.
– Что же произошло затем?
– Я отказалась с ним говорить, он отбыл в столицу. Я забыла о существовании тупого вояки, и, представь, каково было мое удивление, когда через несколько месяцев он вернулся в Шерези в сопровождении отряда своей личной гвардии. Я не могла закрыть перед ним ворота замка, потому что ворот тогда не былo. Все, что я могла, спрятаться в мастерской и отказывать в аудиенции. Бедняжка Магда передавала ему мое твердое «нет», и приносила обратно все новые и новые просьбы. Мне казалось, что запал лорда Биркелана должен потухнуть очень быстро. Но лорд оказался на удивление стоек.
Пока я отказывалась с ним говорить, он занялся ремонтом, пока я находилась в добровольном заточении, он знакомился с жителями графства.
– А потом господин Фроше напал на вас.
Родительница смешалась, но, справившись с собой, гордо покачала головой:
– Когда твой дядюшка осадил Шерези, мы с лордом Биркеланом уже… нашли общий язык.
Тысяча мокрых фаханов! Я молчала. А что я могла сказать?
– Ты, наверное, голодна? – Матушка решила говорить за двоих. – Пойдем! Магда будет счастлива тебя увидеть. Она все еще командует на кухне, несмотря на лета и пoдагру…
И она, схватив меня за руку, потащила из мастерской.
Я смотрела на матушку и думала, что не имею никакого права ее осуждать. Она ведь еще молода, красавица Консуэло.
У нее горячая доманская кровь и огненный темперамент.
Неужели я буду столь жадной, или настолько ханжой, что даже в мыслях откажу ей в праве на простое женское счастье близости с любимым мужчиной?
То, что леди Шерези влюблена, у меня сoмнений не было.
Мне все стало ясно, как только я увидела картины.
Потом меня тискала Магда, рассматривая со всех сторон и приговаривая, что в столице меня морили голодом. И совсем почти слепой от старости Франц отвел меня на конюшню, поздороваться со старичком Клишем, которого я так нелепо потерял граф Шерези по дороге в столицу. Умное животное вернулось домой самостоятельно, его хозяину на это понадобилось больше двух лет и случайное колдовство феи.
А потом матушка отвела меня в мои покои, большую квадратную спальню, где у задернутой пологом кровати на ростовом манекене все эти годы ждало меня алое платье. Тут мой плач стал походить на вой раненого животного.
– Я подвела вас, матушка, – рыдала я. – Я не смогу больше надеть пояс, у нас нет графа-наследника, господин Фроше отберет наш замок…
– Ну-ну, – леди Шерези гладила меня по лицу, – не плачь, мы чтo-нибудь придумаем. Твой дядюшка два года не может нас захватить, думаешь, мы сдадимся ему сейчас? Сдадимся, и лишим Томаса удовольствия?
– Вы хотите сказать, что эта осада – лишь для развлечения лорда-коннетабля?
– Ну еще для тебя, – улыбнулась матушка. – Я опасалась, что, если отправлюсь куда-нибудь, моя дочь не сможет меня отыскать.
Я всхлипнула и уткнулась лицом ей в колени.
– Бастиана, – после паузы проговорила леди Шерези, – ты откроешь мне имя мужчины, который разбил твой сердце?
– Ах, матушка, нет… – со вздохом ответила я.
Через неделю Томас лорд Биркелан попросил у меня разрешения жениться на матушке.
Через две недели меня стало тошнить по утрам и я поняла, что беременна. А через месяц догадалась, что счастливого конца у моей истории не будет, потому что мой лорд Гэбриел ван Харт меня забыл.
Осада прекратилась весной. Просто потихоньку сошла на нет.
То ли у дядюшки закончились деньги, то ли терпение, то ли и то и другое вместе. Дозорные лорда-коннетабля, бывшего коннетабля, о чем он не уставал повторять нам при каждом удобном случае, сообщали, что количество наемников у стен замка сокращается с каждым днем, пока все они не исчезли, так же как и последний стаявший снег.
Лорд Биркелан отдал приказ опустить мост, и в тот же день стала оживать и отстраиваться деревня. Графиня Шерези тоже отдала приказ, и мы стали готовиться к свадьбе.
– Томасу пришла в голову чудесная мысль, – матушка примеряла перед зеркалом очаровательный кружевной наряд, искоса поглядывая на мой округлившийся живот. – У него нет своих детей и он с удовольствием вручит фамильный кристалл Биркеланов нашему малышу.
– Зная нашу с вами удачливость, – грустно улыбалась я, – наш малыш будет девочкой.
– В таком случае… – Леди Консуэло задумчиво провела рукой по волосам. – Прекрасная мысль пришла в голову мне!
Сначала Томас удочерит тебя, милая, а затем мы подыщем тебе супруга, чтобы малышка не носила на себе клеймо незакoннорожденной.
Мне стало очень грустно, но я кивнула. Ради счастья своего ребенка я была готова на все.
– Милая, – матушка приблизилась и запустила пальцы в мои уже довольно отросшие волосы, – может тебе стоит сообщить об этом ему?
– Ему? Вы имеете в виду счастливого отца?
– Да. Мне кажется, он имеет право знать.
Я покачала гoловой и не расплакалась.
Беременность протекала хорошо, чувствовала я себя великолепно, ела за двоих и с восторгом прислушивалась к происходящим внутри меня изменениям. Иногда я вспоминала друзей, но не с грустью, а с улыбкой. Мне хотелось бы узнать, как складывается их жизнь, чем закончился роман Станисласа с рослой феей, добился ли Виклунд расположения леди Дидиан, и кто наконец завладел сердцем умницы Патрика лорда Уолеса. Но понимала, что на дружбу с миньонами рассчитывать больше не могу. Еще было любопытно, кому в конце концов дoсталась ардерская корона. Но это любопытство я удовлетворила довольно быстро. Сборщики податей, явившиеся в замок как только подсохли дороги, сообщили нам, что взымаются налоги именем его величества Арктура.
Лорд Биркелан спросил чинуш, что выбранo девизом новой династии, на что получил ответ: «Золотой век Авроры».
– Наше новое величество демонстрирует похвальную преемственность, – решил лорд бывший коннетабль.
В тот же день ближе к вечеру я отправилась в деревню.
Подруга у меня оставалась одна – дочь мельника Мари. И в те недолгие мгновения, когда она не трещала о своих парнях, наше общение даже доставляло мне удовольствие. К моему безграничному удивлению, Мари была в трауре по безвременно ушедшему графу Шерези. Он, оказывается, проказник эдакий, перед своим отъездом пощипал перышки некоей девице. То есть ей, Мари! То есть я – граф!
На мое недоверчивое хмыканье мне благоговейно продемонстрировали нижние юбки, одну разодранную самым похабным образом, другую – новехонькую и, кажется, ни разу не надетую. Что я могла противопоставить столь убедительным доказательствам? Ничего. Тем бoлее, что юбки я эти помнила прекрасно. Одну я самолично разорвала, другую подарила взамен.
