— Как ты думаешь, в девять лет ещё можно играть в кукольный домик? — спрашивала она тем временем Клару.
Поскольку правильного ответа они не знали, девочки отложили домик в сторону и увлеклись собиранием пазла из пятисот деталей. Ох! Если покраска займёт столько же времени, что и подготовка к ней, придётся мне и второй год жизни в этой семейке провести в подвале. Когда же в комнате Анны и для меня местечко освободится?
Видимо, только одно в этом доме длится недолго — тишина. Я даже подпрыгнул от неожиданности, когда внизу хлопнула дверь. Бум! Хрясь! Линда в дом не успела войти, а уже всё громыхало. Папа тут же включил телевизор. И, конечно же, сделал погромче. Раз этак в сто десять. А тут и Олли вернулся: принялся с порога выяснять, когда же ему наконец купят ударную установку.
Неудивительно, что Клара опять сбежала.
Но почему она вернулась полчаса спустя — вот этого я не понял!
— Хочешь, я твоё одеяло сразу к себе наверх отнесу? — спросила Анна подружку.
Клара останется ночевать? Я ведь только что уютно устроился возле Анны! Но девочки уже тащили из подвала матрас в комнату Анны. А то там мало всего. Решительно не понимаю одного: для Клары, значит, у Анны в комнате место найдётся, а для меня, её собственного кота, — нет? И вдруг до меня дошло: они будут планировать день рождения! Тот самый, о котором все только и твердят последнее время. Но если они будут обсуждать это ночью, меня точно в комнату не пустят. Какая несправедливость! Между тем напомню вам: день рождения Анны — это годовщина моего появления в их семейке.
Пора положить конец ужасному отношению. Сколько же можно над котом издеваться?
Когда все наконец уселись ужинать, я тихонько поднялся по лестнице. Кларино небесно-голубое одеяло уже лежало на матрасе. А не подрать ли мне его когтями на клочки? Нет, это было бы глупо. Сразу понятно, кто виноват. Надо подстроить всё так, чтобы они подумали на Олли. Поэтому первым делом я побежал за его носками. Тогда Анна решит, что он здесь был. Фу! Даже и не думал, что они такие вонючие! Скорее выплюнул носки и отскочил от них как можно дальше на другую сторону одеяла — туда, где подушка. И тут меня осенило…
Я осторожно забрался на подушку и принялся её… метить.
Всё равно этого было мало. Надо придумать что-то ещё.
А что если… Ладно, готов признать: вообще-то это не в моих правилах. Но что мне оставалось делать? Нужно было прогнать Клару! Но поверят ли они, что Олли способен наделать таких… хм, колбасок? А, неважно. Придётся поднапрячься…
В этом доме нет никакого покоя! Вечно шум и гам. Я ещё толком не начал, а Олли, Клара и Анна уже поднимались по лестнице. А-а-а, паника! Один прыжок — и я спрятался в коробку с игрушками. Успел! Прикрылся каким-то плюшевым зверем. Для надёжности.
Олли первым ввалился в комнату.
— Мотай отсюда! — завопила Анна. — Мы хотим побыть одни!
— Вот ещё! Я тоже в этом доме живу! Кстати, а что тут делают мои носки?
На минуту стало очень тихо, а потом Олли захохотал в голос:
— Ой, а это что такое? Да тут кто-то на подушечку написал! Фритци спит в пипитци!
После этого начался такой ор, что папе пришлось подняться наверх и всех успокоить.
— А это что за ящик? Отнести в подвал? — утихомирив наконец всех, спросил он. Потом взял коробку, заглянул и…
У меня чуть сердечный приступ не случился! Но ура, он меня не заметил. Коробку закрыли, и вот я уже трясся между шариковым лабиринтом, домиком для кукол и парой старых пазлов, пока её куда-то несли. Судя по запаху яблок — прямиком в подвал.
Коробку задвинули в угол, папа Анны приходил и уходил ещё пару раз, и наконец-то дверь в подвал заперли.
Уф, хорошо, опять обошлось! Я боялся, что теперь меня точно выгонят. Придётся посидеть и подумать. Может быть, я переборщил? Ну, самую малость. А что если сегодня вечером меня собирались оставить у Анны в комнате, в порядке исключения?
Но слишком поздно. Теперь нужно было сообразить, как выбраться из этой коробки. В ней и так очень тесно и темно, хоть воздух через щёлочку поступал. Но когда я попытался вылезти, то ударился о крышку. Она была твёрдой, как бетон. Ай! Больно! Теперь точно шишка вскочит! Но я упрямо повторил попытку. Ещё раз. И ещё. Однако вскоре признал поражение. До меня наконец-то дошло: папа Анны поставил сверху другую коробку.
Меня заперли! Я в ловушке! В самой маленькой тюрьме в мире! Я принялся громко мяукать, орать и царапаться. Как отсюда выбраться? Вот сейчас бы мне пригодился громкий голос Олли! Слышно было, как в гостиной по телевизору передавали футбольный матч, — неудивительно, что никто не отозвался на мой плач. Неужели мне придётся провести в этой коробке всю ночь? А сколько времени потребуется Анне, чтобы наконец-то соскучиться по мне, своему любимому котику?
Бесконечно много, в этом я уверен! Целую вечность. Футбол по телевизору всё не кончался. И никто не спустился в подвал. Время тянулось, как резинка. Как омерзительная жвачка, оно растягивалось всё сильнее и сильнее, а я сидел и ждал, когда же меня освободят из заточения. Зачем, зачем я спрятался в этой коробке со старыми игрушками? Бедный, несчастный, что же я наделал? Всего-то и хотел поспать в своей комнате. Зачем же меня так жестоко наказывать?
Мне отлично было слышно, как все чистили зубы и желали друг другу спокойной ночи. Папа Анны запер входную дверь. А меня они даже не позвали. Никто по мне не скучал, никто меня не хватился…
Ну, погодите же. Уж этого я не прощу. Завтра, когда они меня наконец найдут, то страшно пожалеют, что так скверно со мной обошлись. Вот сейчас возьму и написаю им полную коробку. Подумаешь, здесь любимые игрушки. У меня тоже есть потребности. А что ещё остаётся, раз меня здесь заперли?
Глава 4
Ладно, ладно, простил я всё же Фритцевски. Я вообще очень мирный и добрый. После той долгой ночи в подвале целых три дня ничего не ел (ну хорошо, ел — правда, тайком). Надо же было им показать, как ужасно они со мной поступили. Но потом решил, что хватит. Не стоит портить себе жизнь ссорами и руганью, она и без того слишком короткая. Кошачья жизнь особенно — всего-то двадцать лет. У меня ещё семнадцать впереди.
Сегодня Клара снова пришла в гости. Подружки сидели на кровати и планировали день рождения Анны. На этот раз и я к ним присоединился. Впрочем, и сегодня меня никто не замечал. Это всегда немножко ранит. Я ведь с этой безумной семейкой целый год прожил! И до сих пор цел! Не каждому коту бы удалось. Красиво расчёсанный, в плетёной корзиночке, с голубым бантиком на шее сидел я во главе праздничного стола на восьмом дне рождения Анны. Самый прекрасный день в моей жизни. А уж как обрадовалась Анна, когда увидела меня! Запрыгала от счастья, а потом принялась меня целовать. Я и вовсе не ожидал такого! Конечно, сделал вид, что для нас, котов, это пустяки, но на самом деле я никогда не испытывал подобного чувства…
