Самое обидное, что Анна до сих пор меня не хватилась.
Я уже столько времени торчал в сарае, среди лопат и дров, под газонокосилкой. Хоть бы вышла меня поискать. Или окно бы открыла, позвала бы, что ли. Нетушки.
О, погодите! Дверь, кажется, открылась. Вот сейчас, сейчас выйдет Анна и будет меня искать!
Я сжался в комочек и спрятался за грабли. Ай! Острые зубья царапали мне брюшко. Но нет, как я ошибся! Это была Клара, которая наконец-то собралась уходить домой.
— Пока, Клара! До завтра! — Анна стояла в дверях и махала, пока подруга шагала к калитке.
Сердце у меня колотилось так бешено, что Анна его точно должна была услышать. Ей что, трудно хотя бы посмотреть в мою сторону? Я даже немножко высунулся из укрытия, чтобы ей проще было. Может быть, она теперь поймёт, какую огромную ошибку хотела совершить? Может быть, даже скажет: «Милый мой Аристотель, что ты тут делаешь под дождём? И почему грустишь? А про собаку я пошутила! Иди ко мне на ручки, я тебя поглажу. Ты лучше всех на свете!»
И тогда я, разумеется, всё прощу. Я же великодушный кот.
Но увы, ничего подобного не произошло. Анна закрыла дверь, даже не услышав, что я громко мяукнул. И снова всё как прежде. Дождь и одиночество.
Всё, с меня хватит. Теперь я точно решил уйти. Пока! Я задрал хвост повыше, не обращая внимания на злорадный взгляд Лилли — соседской кошки, которую никогда не пускали в дом, — и гордо зашагал по улице. Пусть себе все глаза выплачут, когда наконец поймут, что я удрал. Моё решение непоколебимо: больше им меня не видать!
Вот только если бы не дождь… Мне, коту, положено двадцать лет жизни. Разве справедливо умереть прямо сейчас от воспаления лёгких? Хотя… Если бы Анна узнала, что она повинна в моей смерти… Я бы с удовольствием на это посмотрел! Проблема в одном: если ты умер, то ни на что посмотреть больше не получится. Так что придётся пожить ещё. И именно поэтому мне нужна крыша над головой.
Мысли всё время путались. Неудивительно: как можно размышлять о важнейших вопросах жизни и смерти на пустой желудок?
Ну и глупый я. Сначала надо набить себе живот, а уж потом сбегать. Я посмотрел на мусор, сваленный возле забора, но меню было скудным. Гнилые помидоры, яблочные очистки. Спасибо, конечно, но я привык к еде повкуснее. Даже в приюте и то давали кошачий корм из баночки.
Я ведь мышей ловить умею! Правда, в жизни никогда не пробовал, но что тут, между нами говоря, сложного? Затаиться, подстеречь, поймать — вот и целый магазин самообслуживания.
Я сел под кустик и принялся ждать, не шевелясь. Пока передние лапки не затекли. За это время слизень рядом со мной объел уже целый салатный лист. Но где мои мыши?
Стойте: да вот же они! Под листом ревеня что-то зашевелилось. Ну, погоди, сейчас я тебя поймаю! Прыжок, удар лапой, пасть пошире — мне не до игр. А-а-а-а-а! О ужас! Фр-р-р! Сейчас в обморок упаду! Жаба!
Я проглотил целую жабу! Попытался выплюнуть, но, похоже, слишком жадно заглотил. Прямо чувствовал, как она проскальзывала вниз по моей глотке. Нет! А вдруг она ещё шевелится внутри меня? Фр-р-р!
Я запрыгал на месте. Скорее прочь! Прочь отсюда!
Я побежал, почти не разбирая дороги, но тут внезапно рядом со мной остановился автобус. Здоровенная такая штука. Выхлопными газами воняла почище той машины, на которой семья Фритцевски ездила. Но внутри, по крайней мере, было сухо. Меня немного пугало лицо водителя — уж очень напомнило морду боксёра. И вовсе не спортсмена, а одну из этих жутких псовых пород. Интересно, котам нужен билет? Но думать было некогда. Двери с шипением открылись, и мне, к счастью, удалось незаметно прокрасться в салон. Тут, в автобусе, хотя бы тепло. Вдруг меня кто и к себе возьмёт? Может, мне в автобусе ребёнок попадётся? Тогда я заберусь к нему на колени. Надо попытать счастья с детьми. Наверняка многие из них мечтают завести кота. Это только Анна хочет собаку.
Ох, а вот этого я не предвидел. Оказалось, что автобус — тоже машина, только своеобразная. Едва он тронулся с места, как началась болтанка. Туда-сюда, вперёд-назад. А сколько же тут разных запахов! Мне сразу стало плохо. И затошнило. Так трясло, выворачивало, что даже лапки стали мягкими, как размороженные рыбные палочки. И — этого следовало ожидать — на одном из крутых поворотов я больше не смог сдерживаться. Желудок вывернулся наизнанку: вылетела непереваренная жаба и плюхнулась прямо под сиденье какого-то пожилого господина. К счастью, он ничего не заметил.
Мне стало паршиво, я забыл про дом и семью. Не нужны никакие дети, да и весь мир пусть катится подальше. Подумаешь. Плевать мне на дождь, и на холод тоже. Единственным моим желанием было поскорее выйти на воздух.
Автобус наконец-то остановился. Я первым выпрыгнул из дверей. Плюх — прямо в лужу! Вот уж чего мне не хватало! Я стал отряхиваться, и кто-то на меня заворчал. Неужели никто не мог помочь бедному котику?
Потом я долго-долго отлёживался под скамейкой на остановке. Куда же я попал? Такого шума даже семья Фритцевски не способна создать. Мимо неслись машины, мотоциклы и автобусы.
Всё кругом скрежетало, бибикало и шипело. Столько сумок и ног я за всю свою жизнь не видел. Ноги двигались и слева направо, и справа налево мимо моей скамейки. От этого мне стало совсем плохо и снова начало тошнить. И тут я заметил знакомые чёрные ботинки. Точно, это же папа Анны! Я в этом уверен! Это он! Пришёл, чтобы найти и вернуть меня домой. От радости чуть сердце не выпрыгнуло! Но как только я догнал его и вцепился когтями в штанину, сразу понял, что ошибся.
Мужчина вздрогнул от испуга и так затряс ногой, что я не удержался и упал.
К счастью, у котов лапы как пружины. Собака бы себе точно все кости от такого швырка переломала, а мне хоть бы хны. Правда, обидно. Он что, считал, что я обычный помойный кот? Я — кот-философ! С редчайшим именем! И пусть я не сижу дома, на уютной кровати Анны, — всё это исключительно добровольно. Никто и не думал меня выгонять. Я сам ушёл, и меня, скорее всего, уже давно ищут.
Хуже всего был голод. Прямо сейчас я мог бы поведать папе Анны великую истину: главное в жизни — туго набитый живот. В моём случае он совсем пустой. Среди гудящих машин, цокающих каблуков и шаркающих кроссовок про мышей можно было забыть. Всё равно не поймал бы. Да ещё и мысль о той противной жабе постоянно крутилась в голове. Эх, попалось бы мне что-нибудь… неживое!
Я решил немножко побродить вокруг мусорного ведра, которое стояло возле большой площади. Вдруг кто-нибудь купит сосиску и не доест? И промахнётся мимо мусорки?
Воробьям хорошо живётся — к такому выводу я пришёл. Везде они найдут себе зёрнышко. Прыгают себе туда-сюда, задирают повыше хвостики да подбирают крошку за крошкой.
