Распахиваю глаза, подскакиваю, комкая в руках одеяло.
— Что все это значит, блядь? — голос Павла становится с каждым словом все более пронзительным, в нем плещется ярость. — Что это, я, мать твою, спрашиваю? Ты трахаешься с моим отцом?! Давно?
У меня пропадает дар речи, всю колотит. Никогда в жизни мне не было настолько стыдно и страшно одновременно. На лицо Павла больно смотреть, оно в прямом смысле перекошено от злости.
Самое паршивое, я ничего не могу ему ответить. Сижу на постели, сжавшись в комок, и молчу как идиотка. Зубы стучат, по позвоночнику словно склизкая змея ползет. Дыхание — как у рыбы, выброшенной на берег…
— Молчишь? Какая же ты сука! В самом страшном сне такое предположить не мог! — с ненавистью выплевывает Павел.
— Все не так! — вырывается у меня. Я даже подумать не успеваю, рыдание рвется вслед за этой жалкой попыткой оправдания….
— Не так? Ты еще смеешь что-то пытаться объяснить?
— Нет! Вижу, что бесполезно!
Соскакиваю с постели, прижимая к себе одеяло, хотя я в одежде, и наверное, так только хуже, показывает что мне есть что скрывать… Но мне сейчас уж точно не до логики. Хочется бежать куда глаза глядят от этой ужасной, грязной, мучительной сцены. У нас ничего не было с Олегом, но разве это оправдание. Ведь меня и правда тянет, безумно тянет к Архипову-старшему! Так что все что сейчас извергает на меня Паша — по делу. Пусть даже я ничего не обещала ему… Я слишком поздно расставила между нами все точки над «i». В этом моя безусловная вина…
Попытка выскочить из комнаты проваливается, Павел хватает меня сзади как котенка, за шкирку, бросает на постель.
— Я тебя не отпускал!
— Что ты себе позволяешь? Разве я перед тобой чем-то обязана?! — кричу в ответ. Перед глазами все размыто от слез, текущих по щекам. Никогда не думала, что кто-то посмеет вести себя со мной как с последней шлюхой. Но сейчас происходит именно это…
— Я никогда не была с тобой, чтобы ты смел такие сцены закатывать! — вырываются у меня жестокие слова. И я тут же о них жалею, несмотря на то что Павел меня спровоцировал…
— Да что ты? — его лицо перекошено от ярости. — Я, как дурак, за тобой ухаживал. Думал, ты скромная, приличная. А ты, оказывается, по старым папикам? Я для тебя мелковат был?
— Нет! Ты все неправильно понял! Абсолютно неправильно! Просто… мы не подходим друг другу…
Моя попытка объясниться приводит Павла в еще большее бешенство.
— Да на твоем месте любая нормальная баба визжала бы от радости, получив внимание от меня. Дура провинциальная, кому ты нужна без денег и прописки? Моя мать тебя на работу устроила, сестра подкармливала. Я — пылинки был готов сдувать… Но тебе все мало, да? Сука… Ты о чем думаешь, что отец с тобой серьезно? Он только использует баб, ясно? И выбрасывает…
Павел широкими шагами меряет комнату, его руки сжаты в кулаки и мне вдруг становится очень страшно. Ужас сковывает все тело. Я уверена, что в таком состоянии он может даже ударить…
Конечно же, своим отказом от отношений я затронула его больное место.
Поэтому лучше сейчас ему не возражать, эта вспышка гнева вызвана не чем иным, как его оскорбленным самолюбием. Вряд ли он сам верит в то, что говорит.
Можно понять его боль и ярость. Он выговорится и остановится…
Но стоит мне все это проговорить про себя, в попытке оправдать оскорбленного парня, как Павел снова бросается ко мне. Хватает как куклу, я вырываюсь, делаю пару шагов к двери, но подворачиваю ногу и вскрикиваю от боли. Павел хватает меня, его руки очень больно стискивают талию. Он бросает меня обратно на постель.
— Что ты делаешь?! Оставь меня в покое, пожалуйста! — кричу, срывая голос. Сейчас мне становится не просто страшно, я уже едва дышу от паники.
— Я тут подумал, раз папаша мой получил свое, так почему и мне не поживится. Пусть и остатками.
Мерзкие слова не сразу доходят до сознания. А когда понимаю, о чем он говорит, Павел нависает надо мной, пригвождая своим торсом к постели, вжимаясь в меня грубо и бесцеремонно.
— Что ты делаешь?! Ты ополоумел? Между мной и твоим отцом ничего не было! Немедленно слезь с меня!
— Ага и вообще ты девственница, — хмыкает мерзавец, противно ухмыляясь.
— Отпусти! Отпусти сейчас же! Не смей!
Не могу нашарить одеяло, чтобы попытаться натянуть на себя, в то время как руки Павла хватают за края моей пижамы и рвут, раздается треск, который кажется мне оглушающим грохотом.
— Нет! Нет!
Пытаюсь ударить его, но ничего не выходит. Пальцы Павла, как наручники, смыкаются вокруг моих запястий.
— Ты с самого начала вела себя со мной так, будто я пустое место. Потому что думала, денег мало у меня? У меня есть деньги, сука. Я тебе заплачу. Надо было сразу сказать, что ты из таких.
— Отпусти, — шиплю сдавленно. Павел покрывает мое лицо, шею, грудь, наглыми, нарочито влажными, поцелуями, больно царапая щетиной. Мое лицо мокрое от слез, кожа горит, перед глазами все плывет. — Я тебя убью, слышишь? Ненавижу тебя, ты мне омерзителен! Подонок! Слезь немедленно, урод!
Павел вместо ответа рвет на мне бюстгальтер, срывает его с меня и отбрасывает в сторону.
— Нет! — перед глазами пляшут черные мушки, мне нечем дышать. Мужские бедра вжимаются в меня, демонстрируя эрекцию, что вызывает внутри глухое рыдание.
Внезапно вес. Прижимающий меня к постели, пропадает. Только в этот момент понимаю, что зажмурилась. Открываю глаза — Павел валяется в углу комнаты, над ним стоит Олег.
— Ты совсем с ума сошел? Что ты творишь? — орет он на сына.
Павел бледен как смерть, но глаза все еще налиты бешенством.
— Ты это меня спрашиваешь? Серьезно? Мою девушку выебал, а теперь лекцию решил прочитать?
— Немедленно замолчи. Тебе лучше уйти. Немедленно.
Все это произнесено тихим, но таящим угрозу голосом. Эти короткие реплики звучат отрывисто и бесстрастно, словно военные команды. Но ясно что внутри этого мужчины бушует ураган. Поднимаю глаза на Олега, его лицо тоже бледное как мел, под кожей ходят желваки.
— В защитника значит сыграть решил? — не унимается Павел. — Думаешь она впечатлится, и еще раз тебе даст? Ты мне омерзителен! Ты знал, что она моя девушка!
— Я не твоя девушка! — не знаю, как нашла в себе силы это выкрикнуть.
Олег поворачивается ко мне. Вижу в его глазах боль от этой грязной сцены. Понимаю, чего ему стоит все это сейчас выслушивать. Ведь его вины ни в чем нет… ни грамма. Моя — да, присутствует… я не сразу объяснила Павлу свои чувства… давала ему надежду… Сейчас мои поступки кажутся мне чудовищными, ужасными. Я себя ненавижу, даже сильнее чем Павла, который повел себя сегодня как последний подонок. А я… я оказалась яблоком раздора между отцом и сыном! Что может быть хуже…
